Прочие отзывы авторов, тяготевших к правым, были столь же подлыми. Пережив первую волну яростных нападок на Джо, призванных подорвать доверие к нему и его мотивам в истории с утечкой информации, я считала, что у меня выработалась какая-то внутренняя защита. Я ошибалась. Я знала, что все эти пасквили политически ангажированы, но все равно читать их было больно, и мы чувствовали себя словно в осаде. В разгар всех этих переживаний Джо отправился в длительную поездку по стране в поддержку своей книги, оставив меня одну справляться со всем этим и по возможности ограждать Саманту и Тревора от того урагана, который бушевал буквально за порогом нашего дома.
В такой ядовитой, враждебной атмосфере, да еще в отсутствие Джо, угрозы, которые впервые прозвучали еще за несколько месяцев до этого, приобрели зловещий характер, и я всерьез забеспокоилась о нашей безопасности. Непрерывно поступали письма с оскорбительными высказываниями в наш адрес, телефонные звонки от каких-то сумасшедших и даже угрозы убийства. Однажды весенним днем четырехлетний Тревор поднял телефонную трубку и гордо произнес, в точности как я учила его: «Дом Уилсонов. Чем могу вам помочь?» Я сразу поняла по его озадаченному выражению, что звонящий не был ни другом, ни доброжелателем. Я схватила трубку и, услышав какой-то бессвязный бред явно душевнобольного человека, положила ее обратно. Меня трясло. С того дня нашим детям не позволялось подходить к телефону и они ни на миг не оставались без присмотра взрослых, которым мы доверяли.
Всего несколько дней спустя на моем столе в Конторе зазвонил зеленый служебный телефон защищенной линии. Моя коллега ХХХХХХХ, с которой я когда-то работала в рамках одного секретного проекта в ХХХХХХХХХХХХ, звонила мне со своего рабочего места, где-то на северо-востоке страны. Совсем недавно ее сделали начальником тамошнего отделения, и не зря — она была опытным и компетентным оперативным сотрудником. Не теряя время на светские любезности, ХХХХХХХ с ходу перешла к цели своего звонка: «Привет, это ХХХХХХ. Хочу предупредить тебя кое о чем, благо это легло ко мне на стол». ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ
ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ
замазано ½ страницы
ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ
ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ, что сразу же привлекло внимание службы собственной безопасности ЦРУ, которая немедленно приступила к делу. Этой службе постоянно приходится так или иначе реагировать на поток угроз, исходящих в основном от психически неуравновешенных людей и направленных преимущественно в адрес директора Центральной разведки и других ключевых руководителей ЦРУ. Теперь, в свете последней информации о ХХХХХХХХ, которая носила угрожающий характер, служба первым делом постаралась убедить руководство не прекращать за ним наблюдение с целью правильной оценки того, насколько он может оказаться опасен. По дороге домой в тот вечер я прокручивала в уме всевозможные сценарии, один страшнее другого. Я старалась не паниковать при мысли о том, чем может обернуться эта злосчастная утечка информации о моей службе в ЦРУ для Тревора и Саманты. Дело внезапно перестало быть «просто политическим». Оно стало очень даже реальным и подвергало реальной опасности мою семью. С тем, что выпадет на мою долю или на долю Джо, я еще смогла бы справиться, но дети — это совсем другое дело. Повернув за угол на нашу улицу, я попыталась взглянуть на наш дом глазами того, кто рассматривает его как мишень. Есть ли уязвимые места? Имеются ли пути для отступления? Насколько предсказуем распорядок дня у нас и наших детей? Во время зарубежных поездок такой анализ был для меня привычной предусмотрительностью. Значительная часть нашей агентурной подготовки была посвящена освоению способов обеспечения безопасности. Но применять подобную тактику к мирному кварталу в Вашингтоне мне пришлось впервые. Я почувствовала себя обманутой. Потом пришла в ярость.
Вскоре после разглашения тайны моей личности в октябре 2003 года ЦРУ послало сотрудника, чтобы оценить степень безопасности нашего дома. Они порекомендовали кое-что, например срезать ветки деревьев, заслонявших фонарь у входа, и установить засов на входную дверь. Особо защищенной я в результате таких мер себя не ощутила, но тогда я еще не созрела подать запрос на круглосуточную охрану. Теперь же, после всех этих месяцев со звонками психопатов, письмами недоброжелателей, угрозами и даже ХХХХХХ я поняла, что у меня нет выбора.
Гнев — плохой советчик, когда имеешь дело с бюрократией. Я давным-давно на опыте убедилась, что бюрократическую волокиту не стоит принимать на личный счет; систему надо заставить работать на себя. Я написала вежливую краткую докладную директору службы собственной безопасности ЦРУ. Ввиду текущей информации об угрозе со стороны ХХХХХХХ и потока разведданных относительно возросшей в преддверии президентских выборов угрозы новых атак «Аль-Каиды» я просила обеспечить присутствие круглосуточной охраны в моем доме до окончания процедуры президентских выборов в ноябре 2004 года. Я понимала, что это потребует значительных ресурсов, но никогда не простила бы себе, если бы что-то произошло с моей семьей, потому что я не обратилась за помощью. Я лично отнесла свою докладную в офис начальника службы безопасности, расположенный на седьмом этаже Конторы. Секретарь приветливо сказала мне, что со мной свяжутся «в кратчайшие сроки».
На следующий день я получила предварительный ответ за подписью начальника службы безопасности о том, что его подчиненные «определят степень угрозы». Он сообщил, что ЦРУ уведомило Управление полиции Вашингтона о моих опасениях и сделало запрос о дополнительном патрулировании в районе моего проживания. К моему приятному удивлению, я вскоре стала замечать патрульную машину новейшей модели, появлявшуюся время от времени вблизи нашего дома, и поняла, что эти ребята делают все возможное. Письмо заканчивалось обещанием завершить оценку ситуации в течение тридцати дней — о результатах я «буду уведомлена».
Спустя почти два месяца, в самом начале вашингтонского жаркого лета, мне позвонили, и секретарша бодро прочирикала, что уведомление от директора службы собственной безопасности ждет меня в их офисе. Я поспешила к ним и, прочитав первые несколько строк уведомления, вернулась к себе как будто в тумане. Руководство ЦРУ приняло решение отклонить мою просьбу о предоставлении охраны. С точки зрения начальника службы безопасности, месяц наблюдений по принципу «увидел — доложил» — то есть частое, но бессистемное патрулирование нашего квартала — выявил отсутствие «специфической или иной обоснованной угрозы вам или вашей семье». В уведомлении меня похвалили за хорошее знание основ обеспечения собственной безопасности и рекомендовали обращаться за помощью, если ситуация изменится. Когда я рассказала об этом моему непосредственному начальнику Джиму, который оказывал мне всяческую поддержку на протяжении последних нескольких месяцев, он посмотрел на меня с недоверием. Джим славится сдержанными оценками, вот и на этот раз он только пробурчал: «Могу представить, как ты разочарована их решением».
Сказать, что ответ ЦРУ «разочаровал» меня, значит ничего не сказать об ужасном ощущении, что меня предали. После ХХХХХХХХХ верной службы я ожидала, что Управление будет твердо придерживаться взятого на себя обязательства защищать «семью», ведь это всегда составляло предмет особой гордости ЦРУ. Я подумала о ХХХХХХХХХХХХ других потенциальных мишенях — Тенете, Эшкрофте, Роуве. У всех была круглосуточная охрана дома и сопровождение до места службы. Ни им, ни их семьям не приходилось беспокоиться о непрошеных и нежелательных посетителях. Угрозы высокопоставленным официальным лицам США всегда составляют неприятную часть их общественной службы, тем более во время военных действий, но они всегда находятся под надежной охраной. Конечно, я была отнюдь не высокопоставленным чиновником, но в силу сложившихся особых обстоятельств я стала легкоуязвимой. В общем, я оказалась брошенной на произвол судьбы. Я пришла домой, обучила нашу няню Моник основам обнаружения слежки, купила ей сотовый телефон с кнопкой немедленного вызова службы 911, наказала ей никогда не выпускать детей из виду и наконец позвонила Джо, чтобы рассказать ему о случившемся, стараясь не поддаваться охватившему меня чувству горечи и обиды.