Многие из прогуливавшихся перед цитаделью испанцев с улыбкой поглядывали на приближавшуюся к ним привлекательную молодую женщину, но стоило им приглядеться к Ихикатлю, как на их лицах появлялось изумление, а потом и отвращение. Это не могло не привлечь внимания стоявшего, лениво привалившись к воротам, вооружённого часового. Он уставился на приближавшуюся пару, а потом, оставив свою ленивую позу, выпрямился и двинулся им на перехват. Такой возможности я не учёл и не дал Ситлали никаких наставлений на случай осложнений подобного характера.
Ситлали остановилась перед часовым, и они обменялись словами. Наверное, солдат сказал что-то вроде: «Во имя Господа, что за уродца ты привела?»
Но Ситлали не могла понять его и дать внятный ответ. Думаю, что она произнесла — или попыталась произнести — одну из тех фраз, которым я её научил, насчёт того, что она якобы ищет свою сестру маатиме или желает продать фрукты. В конце концов, у неё всегда оставалась возможность просто поставить корзинку и уйти, как будто обидевшись.
Так или иначе, часовой, увидев симпатичную женщину так близко, по-видимому, потерял интерес к её уродливому маленькому спутнику. Насколько я мог понять, наблюдая из своего укромного места, он ухмыльнулся, сделав угрожающий жест своей аркебузой, явно приказывая Ситлали выпустить руку ребёнка и — к моему изумлению — отдать корзинку Ихикатлю. Малышу приходилось удерживать её двумя руками. Потом Ситлали повернула Ихикатля лицом к воротам и легонько его подтолкнула. Когда мальчик послушно заковылял прямо в открытый проход, Ситлали подняла руки и начала медленно развязывать узлы, скреплявшие её блузу. Ни часовой, ни кто-либо другой из испанцев не обращал на ребёнка, вошедшего с корзинкой в ворота цитадели, ни малейшего внимания — их похотливые взоры были прикованы к раздевавшейся женщине.
Очевидно, часовой приказал ей раздеться для тщательного осмотра — у него имелись такие полномочия, — и Ситлали делала это медленно, сладострастно, как маатиме, чтобы отвлечь внимание от Ихикатля. Малыш, который теперь скрылся с моих глаз, уже был где-то за оградой. Это оказалось ещё одним огорчительным обстоятельством, которого мы не предусмотрели. Что же мне было делать? Из предыдущих наблюдений я уяснил, что внутренние двери цитадели находятся прямо за воротами, так что, если, пройдя за стену, маленький Ихикатль никуда не свернёт, то, скорее всего, он беспрепятственно проникнет внутрь замка. Но что потом?
Теперь я стоял за деревом, выпрямившись, и, вытянув шею, наблюдал за происходящим и неуверенно трогал «котёнка» своей аркебузы. Следует ли мне выстрелить сейчас же? Конечно, меня так и подмывало пристрелить кого-нибудь из этих белых зевак, алчно глазевших на уже обнажившуюся по пояс Ситлали. Из укрытия мне была видна лишь её изящная спина, но я хорошо знал, как прелестна её грудь. Тем временем Ситлали начала медленно, дразняще развязывать пояс своей длинной юбки. Мне, а возможно и испанским зевакам тоже, показалось, что, прежде чем юбка упала на землю, прошла целая вязанка лет. Потом потянулась ещё одна вязанка лет развязывания её точомпитль — нижней набедренной повязки. Часовой сделал шаг к ней поближе, и все остальные испанцы тесно столпились позади него, когда наконец Ситлали откинула ткань в сторону и оказалась перед ними совершенно обнажённой.
Но уже в следующий момент все они шарахнулись в разные стороны — где-то внутри, в глубине цитадели, раздался грохот. Разинув рты, испанцы обернулись на звук, и тут один за другим последовали ещё два, несравненно более мощных громовых раската. Красные черепицы кровли замка судорожно задвигались и затанцевали: несколько из них отвалилось. Потом, как будто этот всё ещё вибрирующий рёв был всего лишь предупредительным шумом (так порой три или четыре раза прокашливается перед грозным извержением могучий Истаксиуатль), цитадель на холме взорвалась с таким грохотом, что он наверняка разнёсся по всей долине.
Крыша замка поднялась высоко в воздух. Черепицы и балки взлетели ещё выше, а из-под них рванулось вверх огромное бурлящее жёлто-красно-чёрное облако, представлявшее собой смесь пламени, дыма, искр, раздробленных фрагментов внутренней отделки форта и изувеченных, растерзанных человеческих тел. Я был совершенно уверен в том, что четыре моих шара, при всей их немалой разрушительной силе, не могли произвести подобного катаклизма. Надо полагать, произошло следующее: маленький Ихикатль беспрепятственно доковылял до какого-нибудь внутреннего хранилища пороха или иного взрывчатого вещества, причём оказался там в тот самый момент, когда воспламенились и разлетелись на части шары в корзинке. «Может быть, — промелькнула у меня мысль, — ребёнка направлял наш бог войны Уицилопочтли? Дух моего покойного отца? Или то был собственный тонали Ихикатля?»
Но мне и помимо этого было чему дивиться. Одновременно с тем, как форт разлетелся на куски, все до единого люди, находившиеся между ним и мной, включая часового и его пленницу Ситлали, пошатнулись, словно от сильного удара, а некоторые даже не устояли на ногах. Одежда, сброшенная Ситлали и валявшаяся у её ног, тоже отлетела в сторону, причём я решительно не понимал, что могло произвести подобный эффект. Почти в то же мгновение я сам испытал такое ощущение, будто по моим ушам резко ударили сложенными чашечкой ладонями. Мощный порыв ветра от с силой падающей стены пронёсся мимо моего ауакуафуитль и всех остальных ближних деревьев, срывая листву и ломая тонкие ветви. Стена ветра исчезла так же быстро, как и возникла, но если бы я не укрылся за древесным стволом, порох был бы сметён с полки и моя аркебуза стала бы бесполезной.
Когда люди, находившиеся между мной и воротами, пришли в себя и в ужасе воззрились на бушевавшее за стеной пламя, сверху на них обрушились камни, сломанные деревянные балки, оружие и трупы их товарищей. Некоторые из сбитых с ног недавним толчком так и не встали, пришибленные разбросанными взрывом обломками. Часовой у ворот первым сообразил, кто виновен в случившемся, и, злобно ощеряясь, обернулся к Ситлали. Она развернулась и побежала в мою сторону, а он нацелил аркебузу ей в спину.
Я нацелил свою — на него — и потянул за «котёнка». Почотль не подвёл: аркебуза громыхнула, а её деревянный приклад толкнул меня в плечо с такой силой, что оно онемело, а меня отбросило на пару шагов. Куда полетел мой свинцовый шарик — угодил он в часового или в кого-то ещё, — я так и не узнал, ибо всё вокруг тут же заволокло возникшим в результате моего выстрела сизым дымом. Но, увы, предотвратить выстрел часового мне не удалось. Я видел, как Ситлали мчалась в мою сторону, и её груди подскакивали на бегу, а уже в следующий миг, прямо на моих глазах, вся верхняя часть её тела раскрылась, словно распустился кроваво-красный цветок Струя крови, смешанной с обрывками плоти, ударив фонтаном, оросила землю. Ситлали упала ничком в кровавое месиво, только что бывшее частью её самой, и больше уже не шевелилась.
* * *
Когда я припустил вниз по склону, никто не пытался меня преследовать. Вероятно, как и следовало ожидать, в общей суматохе моего выстрела никто не услышал, а если я и попал в кого-то свинцовым шариком, то эту рану отнесли на счёт далеко разлетавшихся осколков. Добежав до берега озера, я не стал дожидаться, пока мимо проплывёт акали, а через глинистую отмель, а потом по колено в мутной воде направился вброд к городу, держась под опорами акведука, чтобы не быть замеченным ни с того ни с другого берега. Правда, как только я добрался до острова, мне пришлось выждать некоторое время, пока не появилась возможность проскользнуть незаметно среди многолюдной толпы: люди собрались там, возбуждённо переговариваясь и глядя на облако дыма, всё ещё висевшее над холмом Кузнечика.