Осень ацтека - читать онлайн книгу. Автор: Гэри Дженнингс cтр.№ 47

И ещё — к счастью, не из личного опыта, но по рассказам тех, кому чудом удалось выбраться из этих страшных застенков, — я знал об ужасах так называемых obrajes — работных домов или каторжных тюрем. Они представляли собой огромные, с каменными стенами и железными дверьми мастерские, где мыли, чесали, пряли, окрашивали и ткали хлопок или шерсть, получая материю. Эти заведения были организованы испанскими коррехидорами для того, чтобы содержание осуждённых преступников (речь, разумеется, шла о преступниках-индейцах) не только не ложилось бременем на казну, но и приносило прибыль. Вместо того чтобы запирать провинившихся в темницах, их обрекали на грязную, нудную, тяжёлую (а для мужчин ещё и унизительную) работу. Им не платили никакого жалованья, предоставляли лишь грязные циновки в общих спальнях, скудно кормили, одевали в лохмотья, никогда не позволяли мыться — и ни разу не выпускали за стены obrajes, пока не истекал срок заключения. До каковой даты мало кто доживал.

Это дело оказалось настолько прибыльным, что некоторые испанцы стали создавать собственные заведения такого рода, причём власти бесплатно передавали им осуждённых и пленных. В конце концов таковых стало не хватать, и владельцы работных домов принялись выманивать у наших соплеменников их детей. Они уверяли, что эти мальчики и девочки будут обучаться полезному ремеслу, а родители тем временем смогут сэкономить на их прокорме. Хуже того, аббатов и аббатис христианских сиротских приютов, таких как приют Святой Бригитты, легко уговаривали предоставить их подопечным индейцам единственный выбор: только дети подрастали, им предлагалось или принять монашеский сан, или отправиться в работный дом. (На сирот смешанной крови, таких как Ребекка Каналлуца, это не распространялось, ибо содержатели христианских приютов не могли быть уверены в том, что кто-нибудь из родителей-испанцев не заинтересуется судьбой своего покинутого чада).

Заслуженно ли, нет ли отбывали наказание порабощённые преступники, но они, по крайней мере, являлись взрослыми людьми. А бедные, ни в чём не повинные сироты ещё не вошли в возраст, но их обрекали на такой же тяжкий, непосильный труд, как и преступников. Вдобавок эти несчастные страдали от унижений и становились жертвами разврата. Присматривали за работными домами не сами их владельцы-испанцы, но нанятые задешево мавры и мулаты, получавшие извращённое удовольствие от возможности демонстрировать своё превосходство, издеваясь над беззащитными индейскими детьми. Их били, морили голодом и принуждали девочек к аулинема, а мальчиков к куилонйотль.

Христианские коррехидоры и алькальды, а также христианские владельцы работных домов и принявшие христианскую веру местные тепицкуи — все они изощрялись в подобных жестокостях при полном попустительстве Святой Церкви.

Разумеется, в первую очередь существование подобных заведений объяснялось стремлением к обогащению, однако имелась и другая причина. Испанцы твёрдо убедили себя в том, что наши соплеменники, все до единого, ленивы, бездеятельны и ни за что не станут работать, если не заставлять их, пригрозив неминуемым наказанием, голодом или даже насильственной смертью.

Разумеется, это не было правдой. В прежние времена наши трудоспособные мужчины и женщины нередко призывались своими господами — местной знатью или Чтимыми Глашатаями на неоплачиваемые, по большей части тяжёлые и нудные работы на множестве общественных проектов. В этом городе, например, они варьировались от строительства акведука Чапультепек и до возведения Великой Пирамиды. И мои соплеменники всегда откликались охотно, с воодушевлением, потому что считали общественные работы не просто работами, а ещё одним способом общения. Они с энтузиазмом брались за любое поручение, если это преподносилось не как тягостная обязанность, но как возможность пообщаться и вместе поработать в хорошей компании. Испанские хозяева вполне могли использовать эту черту нашего народа с выгодой для себя, но они предпочитали плеть, меч, застенок, работный дом и угрозу сожжения на костре.

Я готов признать, что среди белых есть люди хорошие и даже достойные восхищения, тот же Алонсо де Молина, да и другие, кого мне ещё предстояло повстречать. А один чёрный мавр, близкий мне по духу авантюрист, стал моим верным союзником и другом. И ты, mi querida ^[4] Вероника. Но не будем забегать вперёд, о нашей встрече я расскажу в своё время.

Я готов признать также, что стремление свергнуть власть белых людей (а я очень надеялся на осуществление своих замыслов) объяснялось, по крайней мере отчасти, личной местью за страшную смерть моего отца. Возможно также, что мои помыслы не были полностью бескорыстны и благородны, но были в определённой мере сопряжены с честолюбием. Как и многим молодым людям, мне хотелось стать героем-победителем или, если тонали судит мне пасть в бою, быть с почестями встреченным всеми воинами прошлого в загробном царстве Тонатиукан. Однако клянусь, что первейшая и главная моя цель заключалась в том, чтобы поднять на бой все наши угнетённые народы и возродить из небытия старый Сей Мир.

* * *

Чтобы сделать свой уход из Мехико запоминающимся, я придумал поистине бурный прощальный салют. Хотя мне уже дважды удавалось устроить в городе переполох, всего за несколько дней тревога улеглась. Лишь порой на улице останавливали, обыскивали или раздевали подозрительного с виду человека, да и то и только на территории Тразы. Мне пришлось признать, что я по-прежнему нахожусь под неусыпным надзором шпиона из кафедрального собора, но я постарался, чтобы он не застал меня за занятием, которое вознаградило бы его бдительность.

Когда я рассказал Ситлали о своём замысле, она, пусть и поёжившись от смешанных чувств страха и радостного предвкушения, одобрительно рассмеялась и с охотой согласилась мне помогать. Так что, приступив к изготовлению целых четырёх плотно начиненных порохом глиняных шаров, каждый величиной с мяч для игры в тлачтли, я попутно стал посвящать её в детали своего плана.

— В последний раз, — посетовал я, — мне удалось лишь нанести пятно копоти на стену испанских казарм, да к тому же при этом случайно погиб проходивший мимо носильщик. На сей раз я хочу взорвать порох внутри здания. Уверен, это вызовет гораздо большие разрушения и не станет причиной смерти невинных людей. Правда, в таких местах всегда отирается несколько маатиме, но я не считаю продажных женщин невинными жертвами.

— Ты имеешь в виду то самое здание казарм в Траза?

— Нет. Улица там всегда полна прохожими. Но мне известно одно место, где — ни внутри, ни рядом — практически не бывает никого, кроме испанцев. И маатиме. Ты пронесёшь туда мои взрывчатые шары. Речь идёт о военной школе в укреплении на вершине холма Кузнечика, которое испанцы называют замком.

— Я должна внести эти смертоносные предметы внутрь? — воскликнула Ситлали. — Внутрь здания, заполненного и окружённого солдатами?

— Заполненного, да, но вокруг частокола растут старые деревья, и охраны по периметру практически нет. Да тебе и не придётся лезть через стену. Недавно я провёл целый день, бродя по окрестностям замка, присматриваясь к крепости из-за деревьев, и никто меня не заметил. Уверен, что ты можешь легко войти в цитадель и выйти из неё, не подвергая себя ни малейшей опасности.