Осень ацтека - читать онлайн книгу. Автор: Гэри Дженнингс cтр.№ 27

— Очень важно, — снова повторил я.

Должен сказать, что многие мои соотечественники, во всяком случае в этом городе, так или иначе признали навязанное им захватчиками представление о высших и низших существах. Увы, они сами согласились с тем, что изначально ниже испанцев, что наглядно проявилось помимо всего прочего в их отношении к волосам.

Испанцы давно заметили, что отличаются от большинства народов Сего Мира обилием волос. У нас, индейцев, хорошо растут волосы на голове, но на лице и теле растительность весьма скудная. Да и той мы прежде стыдились, так что нашим мальчикам матери с младенчества мыли лица известковой водой, и в отрочестве у них не вырастало даже пушка. Конечно, маленькие девочки обходились без такой предварительной обработки, однако что касается волос на груди или под мышками, то они почти не растут ни у женщин, ни у мужчин, и лишь у немногих из нас в интимных местах имеется небольшой пушок имакстли.

Однако с появлением новых господ — белых испанцев, стоявших, по их собственному определению, неизмеримо выше индейцев, — отношение моих соотечественников к волосяному покрову изменилось. Как я понимаю, кровь белого предка, даже и сильно разбавленная через несколько поколений, придаёт каждому потомку некоторую склонность к волосатости, а следовательно, эта особенность может рассматриваться как признак испанского происхождения. Вот почему со временем наши мужчины перестали гордиться своей гладкой кожей. Матери больше не тёрли лица младенцев мужского пола, а подростки, у которых появлялась первая реденькая щетина, всячески её лелеяли, в надежде обзавестись чем-то похожим на бородку. Любой, у кого на груди или под мышками появлялись волосы, даже не помышлял о том, чтобы их выщипывать или брить.

Более того, молодые женщины — даже обладавшие во всех прочих отношениях привлекательной внешностью, но имевшие волосатые ноги или кустики под мышками, — не только не стыдились этого, но начинали носить короткие юбки и блузки без рукавов.

И по сей день многие из наших мужчин и женщин, у которых на лице или теле появляются волосы, пусть даже самая жалкая поросль, выставляют их напоказ. Хотя это и признак внебрачного происхождения, им всё равно гордятся, ибо обладатели такого «почётного отличия», демонстрируя его всем прочим, как бы заявляют:

«Пусть цвет кожи у нас и у вас, безволосых, одинаков, я уже не принадлежу к вашему низкому, презренному племени. Вы только взгляните на эти волосы и сразу поймёте, что в моих жилах течёт благородная испанская кровь. С первого взгляда видно, что я выше вас».

Однако должен признаться, что я несколько забежал вперёд в своём повествовании. В то время, когда я поселился в городе Мехико, метисов, мулатов и прочих полукровок было ещё относительно немного. Мне самому лишь незадолго до этого исполнилось девятнадцать (хотя сказать точно, когда именно по христианскому календарю это произошло, я не могу, поскольку тогда был не очень хорошо знаком с новым летоисчислением). В ту пору и белые, и чёрные завоеватели пробыли среди нас не так долго, чтобы произвести потомство более многочисленное, чем те юные отпрыски, которых я встречал на занятиях в коллегиуме.

Зато (и это я заметил с самого первого дня прибытия в город) в Мехико мне постоянно доводилось встречать больше пьяных, чем я видел у нас в Ацтлане даже в дни самых разнузданных религиозных праздников. В любое время суток на глаза попадалось множество мужчин (и немало женщин!),

которые шатались из стороны в сторону, а то и валились без сознания, так что трезвым прохожим приходилось переступать через бесчувственные тела. По правде сказать, мои соотечественники, даже наши жрецы, никогда не отличались особой воздержанностью, однако если и перебирали, то больше по праздникам, когда возлияния предписывались обычаем. В столице Новой Испании в ходу были разные опьяняющие напитки: наше, ацтланское, перебродившее кокосовое молоко; тесуино — его рарамури изготавливают из маиса; чипари — хмельной мёд пуремпеча; а также повсеместно распространённый октли, который испанцы называют пульке, — его делают из растения метль, прозванного белыми магуэй.

Я высказал предположение, что жители Мехико пристрастились к этому излишеству, пытаясь утопить во хмелю горечь своего поражения, но куатль Алонсо с этим не согласился.

— Существует достаточно доказательств того, что вся индейская раса весьма подвержена действию хмельного. Аборигены тянутся к выпивке и готовы предаваться пороку пьянства при любой возможности.

На этот раз возразил я:

— Не берусь утверждать насчёт здешних жителей, в отношении которых твои слова, куатль Алонсо, похоже, справедливы, но за индейцами, живущими в других краях, я такой слабости не замечал.

— Но ведь вы, индейцы, не единственный народ, покорённый испанцами. Мы победили берберов, магометан, иудеев, турок, французов. Но даже французы, сами по себе любители вина, не ударились после поражения в массовое пьянство. Нет, Хуан Британико, с фактами не поспоришь. Ещё первые наши матросы, высадившиеся на Кубе, отмечали пристрастие краснокожих к выпивке, и о том же самом докладывают стражи дальних рубежей Новой Испании. Де Леон подметил ту же особенность у коренных жителей Флориды. Судя по всему, это некий изъян, изначально присущий твоим соотечественникам, врождённая слабость индейцев, вроде того, что они часто умирают от таких заурядных хворей, как корь и ветрянка.

— Да, — согласился я, — заболевают и умирают. С этим не поспоришь.

— Власти, — продолжил нотариус, — особенно Мать Церковь, сострадают несчастным и делают всё возможное, чтобы уменьшить столь пагубное для слабых душ искушение пьянством. Мы хотели приучить туземцев к испанским винам и бренди, рассуждая так: поскольку эти благородные напитки опьяняют сильнее, то их, по крайней мере, будут меньше пить. Пьют их индейцы действительно мало, но лишь по той причине, что напитки очень дорогие и позволить их себе могут лишь богатые и знатные. В Сан-Антонио-де-Падуя, бывшем вашем Тескоко, губернатор даже построил пивоварню, в надежде приучить индейцев к пиву, напитку более дешёвому и слабому, однако пульке всё равно остаётся самым доступным пойлом. Стоит дешевле грязи, каждый может изготовлять его хоть у себя дома — не удивительно, что индейцы хлещут эту отраву сверх всякой меры. Нам даже пришлось принять закон против злоупотребления хмельным, и теперь напившихся до безобразия можно заключать в тюрьму. Хотя, должен признаться, толку от этого закона мало: чтобы соблюсти его как следует, нам пришлось бы посадить под замок почти всё индейское население.

«Или перебить», — подумал я. Недавно мне довелось увидеть, как очень пьяную, шатавшуюся и выкрикивавшую что-то бессвязное женщину средних лет схватили трое солдат из испанского патруля.

Они начали с того, что обрушили на неё удары деревянных частей своих гром-палок, а когда несчастная лишилась сознания, взялись за мечи, но вовсе не с тем, чтобы убить женщину одним ударом. Нет, они нанесли ей множество порезов и бросили, так что, очнувшись (если, конечно, ей вообще суждено было очнуться), бедняга должна была осознать, что умирает от потери крови.

— Кстати о пульке, — сказал я, чтобы сменить тему, — этот напиток делается из метля, по-вашему — магуэя. Я почему вспомнил, куатль Алонсо, — мне довелось слышать, как ты называл магуэй кактусом. А это не так. Колючки у магуэя действительно как у кактуса, однако любой кактус имеет ещё и внутреннюю древесную основу, а метль — только мякоть. Так что это скорее трава, а не кактус.