Меня восхитила ее трогательная вера в наше правосудие.
– Конечно, тебе естественно так думать, – ответила я.
Тогда она взяла у меня монетку и аккуратно опустила в карман.
– Черри, а тебе нравится мистер Гилкрист? Я имею в виду как человек?
Она задумалась.
– Он красивый, – сказала она наконец. – Конечно, монетки от него не дождешься, это правда, но на него так приятно смотреть. И у него такие мягкие волосы… – Она замолчала, и я почувствовала, что она что-то недоговаривает.
Я мягко подтолкнула ее.
– А что еще, Черри? Что тебе в нем нравится?
– Это не то, что нравится, – поправила она меня. – Это то, за что я его жалею.
– Жалеешь? Но ведь мистер Гилкрист наделен талантом и ангельской внешностью. У него хорошие связи и многообещающее будущее. Почему тебе его жалко?
– Ой, мисс, я не могу это объяснить! – Она в замешательстве умолкла, но потом ее лицо прояснилось. – Вы знаете, кто такие овцы, мисс? Ну вот, мой отец разводит овец, хотя дела у него идут не очень. Но он многому меня научил, и я вам скажу: в любом стаде всегда есть овца, которая не подходит. Паршивая овца, вот как ее называют. Она никогда не будет похожа на всех остальных.
– И мистер Гилкрист – это паршивая овца? – спросила я.
– Думаю, да. Я знаю, что такому человеку, как я, не пристало судить джентльмена, – поспешно сказала она, – но вы спросили, а я девушка честная.
– Да, ты честная, – сказала я. – Теперь я тебя оставлю с твоими делами.
Она поспешила из кладовой, ожидая, что я пойду за ней. Я уже собиралась выходить, но, повернувшись, краем глаза заметила какой-то предмет: на подносе лежало что-то большое и непонятное, прикрытое тканью.
Я осторожно приподняла эту материю, но уже заранее знала, что там увижу. На подносе лежала овечья голова, страшный предсмертный оскал обнажал все зубы. Один глаз, подернутый пленкой, слепо смотрел в потолок. Вторая глазница была пустая.
Придя за Стокером, я обнаружила его в скверном настроении. Наверное, битых два часа сидеть почти полностью раздетым в продуваемой комнате не очень-то весело, и я протянула ему кулек медовых конфет сразу же, как мы вышли из Хэвлок-хауса.
– Не могу поверить, что ты меня в это втянула, – проворчал он, благополучно забыв, что он тоже увидел в идее позировать мисс Толбот хорошую возможность проникнуть в дом.
– Только подумай, – попыталась приободрить я его, – ты будешь увековечен в мраморе!
Он хмыкнул и сунул в рот медовую карамельку.
– Надеюсь, это все не зря. Что ты выяснила?
По дороге в Бишопс-Фолли, в наш Бельведер, я рассказала ему все, что мне удалось узнать, а он время от времени заинтересованно мычал или что-то спрашивал.
– Итак, братец Тибериус попал у нас в список подозреваемых, и Гилкрист кажется прекрасным кандидатом в преступники, во всяком случае, в том, что касается присланных угроз, – заключила я. – Он часто носит плащ, тот самый, в котором был этот злодей у нас в саду, и у него был доступ к овечьей голове в кладовой.
– Как и у всех остальных, кто живет в Хэвлок-хаусе, – заметил он.
Я нахмурилась.
– У тебя есть идея получше? Тебе кто-то кажется более вероятным преступником?
Он медленно покачал головой.
– Сэр Фредерик – маловероятно, но не невозможно. И Черри очень уж с тобой разоткровенничалась. Может быть, чересчур. Вдруг она рассказывала тебе все это только для того, чтобы отвести подозрение от себя?
Я запротестовала, но он продолжал, не обращая на меня внимания.
– С Эммой Толбот тоже не все так просто. Там что-то происходит, под этой гладкой поверхностью. Она напоминает мне зимнюю реку: сверху толстый лед, но в темноте, на глубине, что-то движется.
– Очень поэтично, – сказала я. – Но у тебя нет доказательств.
Он победоносно взглянул на меня.
– Нет доказательств? – Он разгрыз еще один медовый леденец. – Пока ты рыскала по кладовым, выводила на чистую воду горничных и отбивалась от непристойных предложений Гилкриста, я обыскал комнату Эммы Толбот.
– Не может быть! – воскликнула я. – Когда же ты успел?
Он пожал плечами.
– Когда позируешь, вечно хочется пить. Я постоянно просил чая или воды. Когда она выходила, чтобы что-то мне принести, я надламывал несколько кусочков угля, чтобы он крошился, как только она возьмет его в руки, и ей приходилось идти за новым. И всякий раз, пока ее не было в комнате, я осматривал тот или другой уголок.
– Какая изобретательность! И что же ты нашел?
– Это, – сказал он, протягивая мне рисунок.
– Стокер! Но не стащил же ты это из ее альбома?! – укоризненно сказала я, заметив, что один край листа неровный – там, где его выдрали из переплета.
– Вообще-то, нет, – уверил он меня. – Его уже вырвали и скомкали: обрати внимание на эти заломы – и подозреваю, что это сделала Эмма Толбот. Она явно была очень зла в этот момент, – заключил он. – Но почему-то потом сменила гнев на милость и вновь расправила его. Он был зажат между двумя большими книгами.
Я изучила рисунок. Это был не шедевр. Выполнен в спешке, резкими длинными линиями. Но какая в них была сила! Они образовывали мужское лицо, и мне хватило одного взгляда, чтобы узнать его.
– Майлз Рамсфорт! – выдохнула я. – Она нарисовала Майлза Рамсфорта. – Я наклонилась, чтобы рассмотреть портрет поближе.
– Удивительно. Я знаю его только по газетным снимкам, а здесь она уловила нечто совершенно иное.
– Как это?
Я покачала головой.
– Не могу сказать, разве что… здесь он выглядит более благородным. Что-то очень изящное в профиле. И нижняя челюсть более решительная. Здесь не видно той слабости, которую я замечала прежде. Кажется, она изобразила его таким, каким он мог быть, а не таким, какой на самом деле.
– Ты фантазируешь! – сказал он неожиданно горячо, забрал у меня рисунок, сложил его и убрал себе в карман.
– Я верну его в следующий раз, когда окажусь в Хэвлок-хаусе. Если Эмма Толбот замешана в этой истории, ей лучше не знать, что мы установили связь между ней и Майлзом Рамсфортом.
В задумчивости я склонила голову набок.
– Стокер, как именно тебе удалось вынести этот листок из ее мастерской? Ты же должен был позировать совершенно обнаженным.
Он разгрыз очередную медовую конфету и загадочно мне улыбнулся.
– Тебе остается только гадать.
Глава 16
Мы вошли в Бишопс-Фолли через небольшую пешеходную калитку в дальнем конце поместья, пробрались через обширные сады, всевозможные искусственные руины и прочие причудливые строенияи оказались у Бельведера. Я толкнула Стокера локтем.