В общем, ссора получилась прекрасная – мы оба взбодрились и быстро избавились от подступавшей хандры. Когда пыль улеглась и мы уже могли спокойно взглянуть друг на друга, Стокер задумчиво посмотрел на меня.
– Так что сказал тебе Руперт о Тибериусе?
Я даже не стала спрашивать, как он понял, что я разузнавала у сэра Руперта о виконте. Хотя мы были не так давно знакомы, между нами существовала некая ментальная связь, какой прежде у меня ни с кем не случалось. Это всякий раз выглядело как ловкий фокус: он часто мог предугадать мои действия и мотивы, но и у меня это получалось не хуже, а потому меня это почти не беспокоило.
– Ничего интересного. Я попыталась перевести разговор на то, участвует ли лорд Темплтон-Вейн в каких-то оргиях. Но это мне совершенно не помогло.
Губы Стокера слегка скривились, будто он с трудом сдерживал приступ смеха.
– Представляю себе. И что же он сказал?
– Почти ничего. Он был слишком занят: сдавал весь свой виски в ближайший куст.
Стокер выругался.
– В жизни больше не стану тратить на него хороший односолодовый напиток.
Я вздохнула и потянулась.
– Трудный был день.
– Но и не совсем бесполезный, – согласился он.
– Со стороны можно сказать, что мы сделали все, что могли, и даже больше, – сказала я.
– Да, сделали.
– А вечером пойдем еще куда-то?
– Конечно. Подозреваю, ты хочешь вернуться в Литтлдаун и проверить, не удастся ли нам пробраться в сам особняк. Или желаешь еще раз отказать Гилкристу, а заодно опять обыскать его комнату в Хэвлок-хаусе? Вероятно, его не будет дома вечером.
– Ни то, ни другое. – Я замолчала, позволяя ему самому догадаться, в чем дело.
– Вероника, нет, – сказал он решительно.
– У нас нет выбора. Это одна из нитей расследования, и мы должны ее проверить.
– Это не нить, – возмутился он. – Просто ты пытаешься влезть в мои семейные дела.
– И этому не было бы оправдания, если бы не тот факт, что имя Тибериуса Темплтон-Вейна мы видели в журнале, который вел Майлз Рамсфорт. – Я похлопала его по плечу. – Выше голову, Стокер. Я тебя об этом не просила бы, если бы от этого не зависела человеческая жизнь, но ведь зависит. К тому же, – сказала я, распахнув глаза с притворной невинностью, – если не пойдешь, я вынуждена буду заключить, что ты просто боишься встречи со старшим братом.
Следующие несколько минут Стокер упражнялся в грубости, припоминая все бранные слова, а я составляла в уме список бабочек, которых мне еще предстояло поймать, и уже дошла до Greta oto, стеклянной бабочки, когда он наконец успокоился.
– Все, закончил? – весело спросила я. – Так, ты говорил, что его светлость – поклонник театра. Значит, он точно не пропустит сегодня вечером открытие «Хеймаркета». Всегда можно в последний момент купить билеты в партер. Оденемся прилично, пойдем пить шампанское и «случайно» столкнемся с твоим старшим братом. Он так рвался с тобой поговорить, что точно предложит пообщаться с глазу на глаз, и тогда мы расспросим его о Елисейском гроте.
– Бесполезное занятие, – сказал Стокер сквозь сжатые зубы. – Судя по журналу, он не был там уже несколько месяцев.
Я смерила его долгим оценивающим взглядом.
– У нас не было возможности посмотреть последнюю страницу, а значит, мы не можем это утверждать с полной уверенностью. К тому же, Ревелсток Темплтон-Вейн, я отказываюсь верить, что ты позволишь умереть человеку только потому, что не хочешь говорить с братом.
Он заворчал, но не сказал ничего вразумительного, и я поняла, что бой окончен и победа осталась за мной.
– Мы должны перевернуть каждый камень в этом расследовании, и если это тебе неприятно, ну что ж, мне жаль.
Он закатил глаза.
– Все это расследование мне неприятно. Ты мило проводишь время с принцессой, а с меня сдирают шкуру и подают на блюдечке Эмме Толбот, как молочного поросенка.
– В следующий раз я лично вставлю тебе в рот яблоко и надену на шею ожерелье из веточек петрушки. А теперь поскорей приведи себя в порядок. У нас мало времени, – распорядилась я.
Я знала, что он согласился не из-за моих маленьких хитростей и колкостей. Стокер мог быть непоколебим как скала, если действительно чего-то не хотел. Все дело было в напоминании, что Майлза Рамсфорта могут повесить за преступление, которого он не совершал. Несмотря на все свои недостатки, Стокер был поборником справедливости, и мысль о том, что какой-то злодей пытается прикрыться Рамсфортом, толкала к действиям и его, и меня.
У меня было только одно платье, подходящее для посещения театра, – простого кроя, но эффектное, из лилового атласа, – и, убедив наконец Стокера поступить по-моему, я поспешила в свой домик, чтобы переодеться. Миссис Баскомб разрешила мне время от времени прибегать к помощи горничной, Минни, и вот сейчас она пришла ко мне, до зубов вооруженная разнообразным женским оружием. Она мечтала выучиться на камеристку, и миссис Баскомб сочла, что ей лучше потренироваться на мне, чем на дамах из семьи графа. Со своей стороны, Минни была так рада этой прекрасной возможности, что принялась за данное ей задание со страстью миссионера. Она сделала мне простую прическу: обошлась без обычных щипчиков для завивки и накладных локонов, лишь свободно собрала у меня на затылке мои собственные черные пряди, закрепив их каким-то поразительным количеством невидимых шпилек.
Я сама натерла себе лицо и декольте своим любимым розовым кольдкремом и воспользовалась французскими духами, но Минни дополнила эту картину, обильно припудрив меня, чтобы моя кожа засияла как персик. Она слегка коснулась моих губ розовой помадой собственного изготовления, нанесла понемногу мне и на щеки и сделала все это с таким мастерством, что стало казаться, будто все это очарование свойственно мне от природы, а вовсе не результат умелой работы. Затем в дело пошла тонкая, как карандаш, сурьма, и на этом уловки Минни закончились. Хорошенько затянув меня в корсет, она зашнуровала на мне лиловое платье, завязав ленты как можно туже, чтобы талия стала узкой, а зад поднялся вверх. В результате вид у меня получился необычайно соблазнительный, и я в очередной раз убедилась, что не зря я терпеть не могу модные аксессуары. Во время работы я всегда предпочитала простой, свободный лиф, в котором легко двигаться и совершать любые действия, но вечерний наряд обязательно предполагал настоящий корсет со всеми его ограничениями. С его помощью из любой девушки можно сделать что-то вроде беспомощной куклы, у которой талия неестественно тонка, а все остальные части фигурны до неприличия.
– Крайне неразумная одежда, – пробормотала я.
– Но в ней вы такая красавица, – выдохнула Минни.
Я улыбнулась, достала банкноту из своего ридикюля и вручила ей, а она аккуратно убрала деньги в карман.
Потом девушка с испугом уставилась на меня.