– Безусловно, ты должна ехать, раз в твоей помощи так нуждаются. Как ты будешь добираться?
– Поеду на машине.
– Будь осторожна.
– Ну конечно.
– Когда ты отправляешься?
– Немедленно. Мэри помогла мне уложить чемодан. Всего лишь несколько самых необходимых вещей. Я не думаю, что пробуду там очень долго. Я еще вернусь, если можно, – хочу увидеться со всеми вами перед отплытием в Сингапур.
– Ну конечно же, ты вернешься!
– Передадите полковнику мои извинения?
– Ой, я и забыла, ты ведь его уже не увидишь. И всех остальных тоже. Как ужасно, что ты уедешь, ни с кем не попрощавшись. Ты никак не можешь перед отъездом забежать на минутку в бухточку?
– Некогда. Попрощайтесь за меня со всеми.
– Непременно сделаю это, но знаю, что все будут ужасно огорчены.
– Мне… я очень сожалею обо всем. Вы так добры, я знала, что вы поймете.
– Ах, дорогая, ты же ни в чем не виновата.
Джудит встала, подошла и, нагнувшись, поцеловала Диану в щеку.
– Это совсем ненадолго, – пообещала она.
– В таком случае не будем прощаться. Скажем только «au revoir»
[66].
– Au revoir.
– Приятной поездки.
Джудит улыбнулась, повернулась и пошла к выходу. В самых дверях Диана остановила ее:
– Джудит!
– Да-да…
– Мэри дома?
– Дома.
– Передай ей, что Пеко нужно выпустить в сад. И не будет ли она так добра принести мне чашечку чая?
Джудит закрыла дверь и вернулась в детскую. Мэри сидела у окна и ждала ее, глядя в сад. Когда Джудит окликнула ее, она повернула голову и поднялась.
– Была у миссис Кэри-Льюис?
– Да. Она не спала. Я рассказала ей нашу басню. Все в порядке, она не стала задавать лишних вопросов… Сказала только, что Пеко нужно выпустить в сад, и еще попросила, чтобы ты принесла ей чашку чая.
– И когда это только кончится? – криво улыбнулась Мэри.
– У меня на душе было бы нехорошо, если б я уехала, не попрощавшись с ней.
– Да, так бы никуда не годилось… Теперь тебе пора. Пойдем, я тебя провожу…
Джудит остановила ее:
– Нет. Пожалуйста, не надо. Я этого не вынесу, опять зареву.
– Ты правда не хочешь?
– Серьезно.
– Ну, тогда пока. – Они крепко обнялись. – Расстаемся совсем ненадолго, помни. Скоро увидимся. Не пропадай. И будь осторожна на дороге.
– Само собой.
– У тебя хватит бензина? В Пензансе, около станции, есть гараж, открыт по воскресеньям.
– Там я и заправлюсь.
– А деньги? У тебя есть наличные?
– Десять фунтов. Более чем достаточно.
– Не горюй по Эдварду, – напутствовала Мэри. – Не оглядывайся назад. Не дай горю сломить тебя. Ты для этого слишком молода и слишком хороша.
– Все будет в порядке.
Она вышла, а Мэри осталась потерянно стоять посреди детской. Пройдя по коридору, Джудит спустилась вниз. Машину она уже вывела из гаража, ее чемодан Мэри положила на заднее сиденье. Она села за руль, завела мотор, включила передачу. Колеса покатились по гравию. Она сдерживала слезы, но это стоило ей адских мук.
Это ненадолго, твердила она себе, но чувствовала себя так, будто уезжает навсегда. Ни с того ни с сего в голове зазвучали строчки стихотворения, и она вспомнила, как давным-давно, еще в Коломбо, когда она была совсем маленькой, мать читала ей вслух:
Вот дом и сад, там – луг и поле,
Где мы резвились на просторе…
Она посмотрела в боковое зеркало и увидела в нем миниатюрное отражение залитого солнцем Нанчерроу, уплывающего назад, становящегося все меньше и меньше.
Качели, дерево, сарай –
Всему пора сказать «прощай».
И ей вспомнилось, как она приехала сюда впервые в «бентли» Дианы, как увидела дом, сад, море вдали и была моментально очарована всем этим, влюбилась в Нанчерроу с первого взгляда. Она знала, что вернется, но понимала, что никогда уже Нанчерроу не будет для нее таким, каким она знала его до сих пор.
Потом Джудит завернула за деревья, и усадьба скрылась, Эдвард остался в прошлом, и она снова была одна.
Аппер-Бикли, дом Бидди Сомервиль, стоял на холме, взирая сверху на прилепившийся к склону городишко Бави-Трейси. На перемычке над входом была высечена дата – 1820, подтверждавшая внушительный возраст этой каменной постройки с оштукатуренными и побеленными стенами, шиферной крышей и высокими дымовыми трубами. Потолки в комнатах были низкие, полы кое-где рассохлись и вздулись, двери частенько отказывались плотно затворяться. На первом этаже располагались кухня, столовая, гостиная и холл. Просторный чулан переоборудовали в уборную, тут же висела верхняя одежда, теснились резиновые сапоги вкупе с ружьями, удочками и ягдташами. На втором этаже находились три спальни и ванная, а над ними – затхлый чердак, заваленный матросскими сундучками, старыми фотографиями, изъеденными молью обносками военно-морского обмундирования, игрушечными поездами и картинками-загадками, которыми забавлялся в детстве Нед и выбросить которые у Бидди никак не подымалась рука.
К дому вела крутая, узкая, извилистая улочка, именуемая Девон-лейн и представлявшая немалую опасность для автомобилиста, а в снегопад и вовсе непроезжая; въездом служили всегда открытые ворота фермы.
За воротами начиналась посыпанная гравием подъездная дорога, ведущая прямо к парадной двери, которая находилась с тыловой стороны дома. Сад был невелик. Перед домом – небольшой газон с непритязательными клумбами, далее – несколько полезных надворных построек, огородик и лужайка для сушки белья. Дальше вверх по склону тянулся загон, где один из прежних владельцев держал своих пони. А самую вершину холма венчала кучка долговязых сосен и каменная межевая ограда, за которой начинались пустоши Дартмура – необъятные, уходящие к самому горизонту торфяные болота и поля папоротника-орляка и вереска, тут и там усеянные зубцами скал. С наступлением холодов дикие пони в поисках корма добредали, бывало, до самой межевой ограды, и Бидди, жалея этих милых лохматых созданий, подкармливала их сеном. В зимние месяцы почти не переставая дул ветер, и далекое побережье застилала пелена дождя, но летом и в ясные дни с юго-запада открывался впечатляющий вид: скученные серые крыши городка внизу, за ним – зеленые поля и живые изгороди ферм, уходящие до самого Торбия и искрящихся вод Ла-Манша.
Сомервили не побоялись купить дом, находившийся в довольно плачевном состоянии. После кончины пожилой леди, которая прожила там полвека, Аппер-Бикли пустовал четыре года; четверо взрослых детей хозяйки, перессорившись между собой, никак не могли договориться, что делать с домом. В конечном итоге один прямодушный и добросовестный юрист уговорил наследников выставить дом на продажу. Сомервили, приехав из Плимута, осмотрели его и, смекнув, что запрошенная цена смехотворно мала, моментально выложили деньги. Далее последовал период неминуемых реставрационных работ. Строители, электрики, водопроводчики, штукатуры, плотники затопали тяжелыми башмачищами по старым комнатам; само собой, царил полнейший кавардак: они забывали самые важные инструменты, заколачивали гигантские гвозди для каменной кладки как раз в те места, где проходили трубы, наклеивали обои в перевернутом виде и верхним концом приставной лестницы высаживали стекла в сводчатом окошке лестничной площадки. Бидди только тем и занималась, что изливала на работников потоки брани либо угощала их чаем, следуя тактике кнута и пряника. Наконец настал момент, когда Боб провозгласил Аппер-Бикли более или менее пригодным для обитания, грузовики и фургоны скрылись за воротами, и Бидди въехала в новое жилище.