Это сочетание показалось Никите знакомым: ресторан «Барбакан» и шеф по имени Дэн. Четкого воспоминания не возникло, зато ему стали понятны причины пафоса, который он уловил в предложении Дэна. Ну что ж, это звучало круто!
Он немного повеселел – нежданно-негаданно на его мрачном горизонте появился просвет.
– Простите, Дэн, я действительно был не в курсе! Ваше предложение – большая честь для меня. Я вернусь к восьми вечера, чего бы мне это ни стоило!
– Чтобы вернуться к восьми вечера, надо немедленно отправляться в дорогу, – заметил Дэн.
– Тем более что вам еще придется идти пешком до паркинга, – напомнила Пат.
– И дайте-ка мне телефон того ресторана, который оставила Изабель, – добавил Дэн. – Я, кажется, слышал о нем. Сейчас еще слишком рано, чтобы туда звонить. Попозже Пат закажет вам столик, а то вы наверняка забудете. Запомните хорошенько, чем вас там будут кормить, потом расскажете.
Никита оглянуться не успел, как сердечные хозяева выпроводили его на улицу полностью готовым к поездке.
Так началось путешествие, придуманное для него Изабель. В навигатор был занесен ее маршрут. На ее месте, справа от Никиты, лежала фотокамера, бумажный пакет с сэндвичами и три листочка из ее клетчатого блокнота, исписанных скачущими буквами.
– Ладно, старик! – неуверенно подбодрил себя Никита, выезжая со стоянки у крепости. – С кем не бывает!
По правде говоря, таких жестоких и непредвиденных обломов до сих пор в его жизни не случалось. Хотя, возможно, он просто о них не помнил благодаря спасительному свойству своей натуры – бесследно забывать неприятные мысли и обстоятельства.
Вчерашняя неудача крепко уязвила его самолюбие. Избавиться от разбитых чувств в этот раз оказалось непросто. Оставалось надеяться, что поездка поможет восстановить разнесенное в клочья душевное равновесие.
Путь Никиты лежал в Корбьеры – горный массив у границы с Испанией, предгорья Пиренеев. Отдельные холмы, между которыми в начале пути пролегало узкое шоссе, постепенно становились выше и сходились все ближе друг к другу. Местами в них начали проступать скалистые участки. И вот уже дорога превратилась в горный серпантин.
Погода стремительно менялась – ветер усилился, облака то появлялись из-за гор, то убирались обратно. Судя по сизым завесам между отдельными скалами, где-то бушевала гроза – время от времени вдалеке погромыхивало и посверкивало.
Первой запланированной остановкой была горная деревня Кукуньян, о которой Изабель красочно рассказывала накануне. Ее письменные указания гласили следующее:
«1. Деревня Кукуньян – Мадонна, А. Доде, Театр-Аший-Мир.
2. Шато-де-Керибюс – легче и быстрее подняться. Шато-де-Пейрепертюз – больше по размеру, виды роскошнее. Нет времени – в следующий раз!»
– Все, как ты скажешь, – сердито пробурчал Никита, паркуя машину рядом с двухэтажным туристическим автобусом.
Над Кукуньяном царили неподвижные крылья большого ветряка. Эта мельница на холме была не просто реконструированным историческим сооружением. Она символизировала то, что прославило симпатичную деревушку – сборник Альфонса Доде.
За пятнадцать минут Никита успел обойти Кукуньян дважды. Для очистки совести он зашел в Театр Аший-Мир, но все билеты на ближайшие сеансы местного шоу были проданы. Никита изобразил огорчение и спросил, как найти деревенскую церковь. Оказалось, пару минут назад он прошел мимо ее фасада с простой деревянной дверью. Внутри церкви находилось то, что вызывало его крайнее любопытство. То, ради чего главным образом он и приехал в Кукуньян – небольшая, примерно в пятьдесят сантиметров высотой, позолоченная фигура беременной Мадонны.
Там же, в церкви, были выставлены фотографии других, очень древних скульптурных изображений беременной Девы Марии. Судя по экспозиции, во Франции их сохранилось немногим более десятка. Никита сделал несколько снимков, кляня группу туристов и блики на стекле, которым была закрыта Мадонна. Ни в ее безыскусно прорисованном лице, ни в ее позе с молитвенно сложенными на груди руками не было ничего необычного. Тем не менее, даже не склонный к религиозному экстазу ум Никиты не смог противостоять нахлынувшему умилению.
Садясь в машину, он бросил последний взгляд на Кукуньянскую мельницу. Решетчатые лопасти ветряка прощально покачивались на фоне грозового неба. Первый пункт программы Изабель был выполнен. Больше в деревне делать было нечего.
Дорога к замку Керибюс поднималась в горы. Чем выше закручивалась лента серпантина, тем плотнее становились над головой облака. Время от времени солнце прорывалось сквозь них и высвечивало на окружающих склонах золотистые пятна, которые быстро гасли и затем появлялись снова. На очередном повороте Никита вздрогнул и, не глядя, ткнул пальцем в красный треугольник аварийки – прямо перед ним, соединяя две горные гряды, цельным полукругом встала яркая, сияющая всеми цветами двойная радуга. У обочины, на отсыпанной гравием площадке было припарковано три автомобиля. Несколько человек, выстроившись в ряд вдоль обрыва, пытались сделать лучший кадр в своей жизни.
Никита кое-как приткнул машину и рванул к ним, на ходу меняя объектив. Ни край пропасти у самых ног, ни сильные порывы ветра не пугали его в этот момент – языческий восторг был сильнее страха. Он делал один снимок за другим, ловя изменения света и цвета, пока черная туча не перекрыла солнечные лучи, рождавшие волшебную картину.
Снова оказавшись в машине, он несколько минут сидел, прислушиваясь к себе. Сердце билось часто, но волнение было приятным. Это случилось с ним не в первый раз – красота природы принесла облегчение, на душе посветлело. Едва уловимое, в груди затеплилось предвкушение счастья.
После двух магических радуг вид на развалины замка Керибюс, открывшийся ему буквально через несколько минут пути, Никита воспринял спокойно. Издалека замок казался естественным продолжением скалы, на которой был построен.
Именно в этих районах горного массива Корбьеры в Средние века проходила граница между Лангедоком и Арагонским королевством, а позже между Францией и Испанией. На скалистых вершинах сохранились руины бывших приграничных укреплений, которые сегодня принято называть катарскими замками. Это название отражает историческую правду лишь отчасти: катары, как известно, были противникам насилия и не строили крепостей. Однако некоторые из приграничных замков, например Керибюс, действительно стали их последним оплотом.
Пять замков, занимавших в те далекие времена стратегически важные позиции, дугой охватывали Каркассон: Пейрепертюз, Керибюс, Пилоран, Агилар и Терм. Эти замки носили общее романтическое название «Пять сыновей Каркассона». Самое сильное впечатление на современного путешественника производят два из них: Пейрепертюз и Керибюс. Они возведены в таких труднодоступных местах, что остается лишь восхищаться самоотверженностью и мастерством их строителей. К тому же эти два замка сохранились лучше других. Из них открываются ошеломляющие виды на окружающие горы, а в хорошую погоду даже на Средиземноморское побережье и город Перпиньян.