И в печали, и в радости  - читать онлайн книгу. Автор: Марина Макущенко cтр.№ 120

По пути мы постоянно встречали друзей и знакомых, и все вместе останавливались, чтобы обменяться парой слов и мыслей. Возмущались недальновидностью оппозиции и их старыми лозунгами. Эй, политики, мы пришли сюда не для того, чтобы свергнуть власть! Мы просим ее к нам прислушаться и подписать документ! Мы просим! Дураки, они думают, что народ пойдет под их флагами? Мы, беспокойные, беспартийные и романтически возвышенные, опять куда-то шли.

Юра смирился с нашим мигрирующим состоянием и шумностью. Он ни с кем не общался и не кричал речевок. Он просто нес ребенка на плечах и был рядом. Он не хныкал и не ворчал. Он дождался, пока мы все замерзнем и вывел заблудшую группу холодных и голодных журналистов к кофе-машине. С сумерками мы все пошли в ресторан, после которого многие вернулись на Майдан. Я хотела идти с ними, но понимала, что ребенка пора везти домой. Мы уехали. Я ничего у Юры не спрашивала о вчерашнем и была послушной девочкой весь остаток вечера. Он заслужил.

Больше мы не подымали запретных и болезненных тем, и в молчаливом напряжении прошло пять дней. Они были спокойными и однотипными, если не считать того, что мы с Мишей отравились несвежим кефиром. Переболели мы дома, нас не госпитализировали только потому, что я пообещала Юре не ходить несколько дней на протесты. Зато я не отходила от соцсетей и от А до Я просматривала новости на всех каналах. Он читал мне сообщения мировых агентств Франции, Германии, Великобритании, США. Весь мир говорил о Евромайдане.

Юра не комментировал, пересказывал и наблюдал. Ничего у меня не спрашивал. Мы не говорили о Вадиме, он не вспоминал о тренировках по танго, на которые нас все еще ждал Ринат. Он выгуливал мою собаку, смотрел со мной работы моих коллег о событиях в моей стране, ложился со мной в постель и каждую ночь обещал уснуть сразу же после меня. Помочь ему расслабиться у меня тогда не хватало сил.

В субботу утром я, открыв глаза, потянулась к планшету, зашла в сеть. И увидела то, что произошло ночью. Когда Юра зашел в спальню, по моим щекам текли слезы.

– Сволочи, как они могли…

Он сел рядом и вместе со мной стал просматривать видео, которое обновлялось в ленте каждые пять-десять минут. Ночью, уже почти под утро, группу мирных протестующих избили вооруженные силовики. Роботы в шлемах, бронежилетах, в непробиваемой экипировке – били спящих, догоняли убегающих, беззащитных женщин и студентов… Ломали ноги детям, нападали на иностранных журналистов, расчищали центр Киева. Это было неоправданное, ненужное, бессмысленное зверство. Было больно, и я была зла.

– Маленькая группка прячется в монастыре, – сказал Юра.

Он был шокирован. Никто не ожидал, что все так обернется. Протест изначально был мирным. Студенты стояли и пели гимн, они просили бойцов:

– Не бейте! Мы – мирные.

Их били за инакомыслие, за саму возможность мыслить, которой у этих машин с руками и ногами, казалось, не было. Нас били за то, что мы позволили себе думать и сказать о том, что думаем!

– Юра, я… – горло душил комок.

– Должна ехать, я знаю. Но Мишу мы оставим дома.

Игорь Борисович что-то лепетал про то, что он поддерживает протестующих и, хотя на Майдан он, конечно, не пойдет, но… но с Мишей посидит, конечно, да.

Мы заехали в супермаркет и в аптеку, купили продукты, воду и лекарства. Привезли пакеты со всем этим в монастырь. Михайловский Златоверхий был уже открыт, хотя утром ворота забаррикадировали, ведь милиция пыталась прорваться и на святую территорию. Не смогли, народ выстоял, и кучку уцелевших, испуганных, но не сломленных духом прятали монахи и священнослужители. Мы простояли ночь на площади перед монастырем.

Днем мы вернулись на Майдан. Всюду, куда только хватало зрения – стояли люди. Они стекались в центр со всего Киева, со всей страны. Происшедшее накануне ошарашило многих. Мы прошли мимо киевской городской администрации и увидели разбитые окна.

– Ее взяли штурмом, – сказал Юра.

– Я должна пойти посмотреть!

– Нет! Зачем?

– Я… Не знаю, – действительно, зачем мне туда? Я успокоилась, Юра отвел меня в кафе. Мы собирались уже было ехать домой, как в Интернете я нашла сообщение о столкновениях.

– Давай сходим на Банковую?

– Зачем?

– Мне надо посмотреть, пожалуйста!

– Там столкновения, дымовые шашки, драка!

– Они не имеют права нас бить! Нельзя стоять в стороне.

То ли ночь в компании возвышенных и оскорбленных, то ли усталость, то ли еще что-то на него повлияло, но он согласился.

Мы не сразу сориентировались, когда подошли. Стояла тесная толпа, впереди кто-то кричал, а потом все побежали. Юра оттащил меня в сторону, я видела, как мимо пробегали люди, а их догоняли милиционеры и сбивали с ног дубинками.

Вдруг рядом с нами оказался наш оператор:

– Антон! Ты с кем?

– С Женей. Я не могу его найти.

– Снимай же!

Юра склонился над лежащим человеком. Все лицо у него было в крови, он корчился на асфальте от боли. Я мельком глянула на любимого и, развернув Антона, показала ему новый кадр. Там двое бойцов остановили человека, который пытался им что-то сказать: он не нападал на них, он хотел достать документы, но они повалили его наземь и стали бить ногами.

Я схватила микрофон из куртки оператора и позвала его за собой. Он все видит в объектив, но я нужна ему, чтобы в него самого не полетела дубинка, чтобы быть его глазами на затылке, чтобы отсчитать 4 секунды минимум, а лучше 15, и остановить его, и повести за собой в толпу, на возвышенность, за угол… Чтобы в те 4 секунды, пока он снимает свой кадр – подумать, куда мы пойдем дальше, и отвести его туда. Быть его страховкой, запасными глазами и ногами, поддерживать его сзади и просчитывать наперед, когда он живет одним кадром. Он мог бы работать один, но я уже видела, как на моих глазах с ног сбивают тех, на ком горит ультрафиолетом надпись «Press», и носками берцов разбиваются дорогие объективы.

Все орут, все бегут, я чувствую запах дыма, но скоро эфир, а я слышу крики боли, я вижу и я показываю. На земле, втоптанный, разорванный и забрызганный кровью, лежал флаг Евросоюза. Я подняла лоскут, а потом увидела Женю. Мой коллега, молодой репортер, сидел на обочине и держался за голову.

– Снимай его! – скомандовала я Антону.

Я подскочила к Жене и, отсчитав секунды, оттащила его за дерево. Он стонал, ему, видимо, сильно разбили голову. Нужна помощь! Где Юра? Юра!? Я забыла о нем, и спокойствие теперь уступило панике. Я потеряла его! Я забыла о нем начисто! Где он? Спины, ноги, руки в перчатках, руки с дубинками, кого-то тащат, кого-то бьют по почкам, многие лежат. Я увидела, как он бежит к нам. Кричит что-то. Я обернулась и увидела что-то большое и черное. Оно наступало. Я шагнула назад и упала, через меня переступило несколько человек… Если это вообще были люди. Антон побежал, и они – за ним. Их удаляющиеся ноги – в моем кадре сменились крупным планом Юриных глаз.