Молочные зубы - читать онлайн книгу. Автор: Зои Стейдж cтр.№ 74

– Вызвать скорую?

Мама покачала головой, но со слезами справиться не смогла.

Драматизм происходящего – смятение родителей, их беспорядочные движения – Ханну немного напугал. Она без конца моргала, обхватив себя за плечо здоровой рукой.

Папа помогал, когда мама стала стаскивать с себя испорченные брюки.

– Вот здесь, – она показала чуть повыше колена, – и руки.

Она приподнялась на локтях и села, папа замотал мокрой тканью сначала одну ее руку, потом другую.

После долго рылся в шкафчиках, пока не нашел еще несколько кухонных полотенец и сунул их на кухне под кран. Он двигался неуклюжими рывками, как подстегиваемое выстрелами из лазера странное существо, которое она однажды видела в сериале «Звездный путь». И был похож на сумасшедшего, что ей совсем не понравилось.

Он обмотал мокрыми полотенцами пострадавшие участки кожи. И не забыл приложить их к маминым ногам.

– Еще где-то ожоги есть?

Какой же он устроил бардак. Маме это не понравится. Даже Ханне и той захотелось броситься вперед и вытереть на полу воду. Она немного попрыгала: посмотрите на меня, ну, посмотрите же! Из ее груди вырвался еще один всхлип, но папа с мамой по-прежнему вели себя так, будто ее и вовсе здесь не было.

– Лицо.

– Надо ехать в травмпункт.

Мама покачала головой.

– С неотложкой будет быстрее, к тому же… не думаю, что все так плохо…

Ханна осторожно подошла ближе. Мама плакала уже не так сильно, потом отняла от щеки компресс и показала папе.

– Что там?

– О господи…

Папа метался туда-сюда как угорелый.

– Тебе нужно к врачу.

– Что, так плохо? О боже! Я не могу ходить без штанов, принеси мне какие-нибудь шорты.

Папа бросился наверх по лестнице. И в этот момент мать наконец ее заметила. Поначалу она застыла как вкопанная и широко открыла глаза, готовая бежать. Ханна приблизилась еще немного, время от времени похныкивая и держа распухшую руку.

– Ханна! Ты поранилась?

Мама покрутила головой, не зная, что делать, посмотрела на лестницу, затем на входную дверь и опять на Ханну. Испуг на ее лице сменился тревогой.

– Что с тобой? Ты что-нибудь себе сломала?

Ханна стояла у стола, вытянув вперед руку. Кисть раздулась и превратилась в огромную луковицу синюшного цвета.

С лица родительницы слетела маска, взгляд стал жестким и злым, будто она больше не могла прикидываться хорошей мамой.

– Ну что, получила… Болит, да?

Когда папа ринулся вниз, под его ногами загрохотали ступеньки.

– Ханна ушиблась, – сказала мама.

И ее лицо вновь приобрело нормальный вид – точно такой же, как и каждый раз, когда у дочери болел животик или поднималась температура.

– Что такое?

– Думаю, она сломала кисть.

Папа выпучил глаза и широко открыл рот, будто услышав сигнал тревоги.

– Принеси ей пакет со льдом…

Когда он протянул маме шорты, Сюзетте пришлось отнять от лица ткань, зажимавшую рану. Пока она натягивала их на себя, Ханна не сводила глаз с ее ожога – большого черно-красного кружка, напомнившего девочке жерло вулкана. Бедный папа никак не мог справиться с паникой. Он подскочил к морозильнику и поднял сухое полотенце, которое незадолго до этого уронил на пол.

– Прости…

– Что случилось? – спросила мама.

– Я не думал… просто… мне нужно было на несколько минут отойти… – Он повернулся к Ханне. – Прости меня, девочка моя.

Папа осторожно приложил к ее запястью пакет со льдом и примотал его полотенцем.

– Черт возьми, не могу поверить, что…

– Ничего, дорогой, все хорошо, мы в порядке… Но нельзя уезжать, не потушив костер.

Папа в отчаянии помчался на задний двор, залил из шланга их маленький костер, вернулся обратно, неся в руках несколько тарелок с едой, и с грохотом поставил их на кухонную стойку. Ханне и сейчас не нравилось, что он был похож на законченного наркомана и с трудом соображал, что делает.

– Ну что, все готовы? Ханна, lilla gumman, прости меня…

Девочке хотелось, чтобы он взял ее на руки и отнес в машину. Но вместо этого он понес маму. Ханна хныкала. От пакета со льдом стало только хуже; кисть теперь не просто болела, а пульсировала, словно в нее вонзились сотни острых осколков.

– Идем, Ханна, – бросила через плечо мама. – Я знаю, тебе больно, но уже совсем скоро мы будем в больнице.

* * *

Чтобы доехать туда, понадобилось всего несколько минут, и родительница все это время изображала из себя хорошую мамочку. Она снова и снова повторяла, что все обойдется, велела глубоко дышать и совсем не напоминала сумасшедшую. Более того, со стороны могло даже показаться, что у нее ничего не болит. Время от времени папе, который без конца нажимал на газ, приходилось резко тормозить.

На фоне темного неба вывеска «Отделение неотложной помощи Шейдисайд» выделялась ярким пятном. Парковка практически пустовала.

В приемном покое папа усадил маму в удивительно уродливое оливково-зеленое кресло, бросился к посту медсестры и с такой скоростью затараторил о «дочери» и «жене», что Леди-за-Столом попросила его успокоиться и говорить медленнее.

А потом ответила, что это займет всего пару минут. Папа сел по другую сторону от мамы, которая теперь оказалась посередине, и заполнил бумаги. Ее веки подрагивали, она прижимала к щеке сложенную в несколько раз ткань, а свободной рукой держала папу за руку. И была бледна как полотно.

– Не могу поверить, что она это сделала, – выдавил папа.

Ханна знала, что он говорил о ней, поэтому страшно нахмурилась и выпятила губу. У нее и на этот раз ничего не получилось. Марая бумагу неразборчивыми каракулями, папа время от времени поглядывал на нее, его лицо выражало разочарование. Ханна хотела объяснить ему, что предприняла попытку, следуя воле заклинания, но мама оказалась намного сильнее, чем ей казалось. Она не сгорела, как конфетти или портрет Мари-Анн. Не полыхнула и не растворилась в облаке пепла. После ее заклинания она должна была не плакать и стонать как идиотка, а исчезнуть навсегда. Предполагалось, что папа станет свободен, но теперь он почему-то мучился больше всех.

Он протянул Леди-за-Столом планшет и опять сел, злобно хрустнув слишком длинными ногами.

– Не злись на нее… – Мама взяла его за руку; ее взгляд блуждал, и Ханна немного от нее отодвинулась, боясь, как бы та не заблевала ее. – Она не понимает. Не знает, что хорошо и что плохо, не умеет отличать добро от зла. Для нее игра превращается в реальность, а реальность – в игру. И что толку сходить с ума, если она даже понятия не имеет, что делает.