Он чуть отстранился и уставился в округлившиеся, потрясенные глаза Гаури. Так близко они казались невероятно черными и бесконечными. И в этот украденный у времени миг в голову вдруг закралась странная мысль. Для учеников в ашраме чтение стихов вслух – обычное дело. И Викрам часами слушал, как притяжение двух людей якобы заставляет мир остановиться. Теперь он знал, что все не так. Мир не остановился. Он только теперь и начал вращаться, дышать, жить.
Гаури прокашлялась, высвободилась из его объятий и, вновь нацепив маску спокойствия, повернулась к сопровождающей:
– Мы предпочли бы обойтись без зрителей.
Якшини отвернулась, ее закрученные ушки покраснели.
– Прошу сюда, я покажу ваши покои.
По их покоям порхали певчие птицы. Стены шуршали, словно живое существо с радужными перьями. В воздухе разливались нежнейшие ноты. Не звуки музыкальных инструментов, а неуловимые гармонии природы – рокочущий гром и серебристый дождь, птичий щебет и шорох деревьев на ветру.
– Кроме вас сюда никто не войдет, так что о ворах можете не волноваться, – сказала якшини. – Владыка сокровищ ждет вас вечером на церемонии открытия для оглашения правил Турнира.
– И когда нам следует явиться? – спросила Гаури.
– Пол превратится в огонь, госпожа. Это и будет сигналом, что пора покинуть комнату и встретиться с Владыкой.
– А Турнир? Когда он начнется?
– Сейчас вы уже опытные игроки, – улыбнулась якшини и, коротко поклонившись, ушла.
Едва они остались одни, как комната словно раздулась от невысказанных вопросов и сомнений – о секретах, которые они раскрыли языкастым вратам, о поцелуе, вкус которого до сих пор тлел на губах. Взгляд Гаури словно прочертил в душе Викрама некую границу, и он знал, что, стоит ее пересечь, и они уже никогда не будут прежними.
– Ты винишь себя, – тихо произнесла она.
Утверждая, не спрашивая.
– Раньше винил.
Ему было семь лет. Он даже не посмотрел, куда забрел, и не понял, что оставил сандалию на краю скалы. С тех пор проклятое «если бы…» преследовало его неустанно. Но Викрам знал, что, поддавшись, позволив сожрать себя изнутри, он станет только тенью. Мама не желала бы ему такой судьбы.
– Понимаю. – Гаури прислонилась к стене.
Она явно хотела сказать еще что-то. Викрам почти слышал, как слова скребутся в ее мыслях, стремясь вырваться. Освободиться. Но лицо ее оставалось каменным, бесстрастным. Он вдруг вспомнил девушку, которую видел в Гроте Нежити. Ту, что опускала плечи, когда никто не смотрел, и каждый день вела незаметные для других сражения. Девушку, которая надеялась, что на Ночном базаре продаются мечты. Она заслуживала большего, чем одиночество.
– Не вини себя, – прошептал Викрам. – Я видел, что он сделал.
Гаури впилась в него прищуренными глазами.
– Видел перед тем, как мы побежали через Грот Нежити.
Она отвернулась:
– Даже будь у меня две жизни на троне, их все равно не хватит, чтобы искупить все, чему я позволила случиться.
Викрам поджал губы. Он не мог сказать, что у нее не было выбора, потому как выбор был. Но выбор невозможный, неизбежно влекущий за собою смерть. Оба они совершали жестокие, ужасающие поступки. Но это не значит, что они прокляты.
– Совестливая королева всегда оставит после себя прочное наследие. К тому же любой поступил бы так же. Ты понимала, сколь рискованно выступать против него в открытую, и просто пыталась защитить свой народ. В том нет ничего постыдного…
– Мне не нужна твоя жалость, – перебила Гаури.
– Почему? Разве ты меня не жалеешь? Что может быть печальнее, чем сирота с иллюзией величия?
Сказав это, Викрам словно освободился. И осознал истину: он никогда не боялся, что кто-то увидит его суть, он боялся, что на него станут смотреть как на человека, которому никогда не суждено достичь большего.
– Я хотела все изменить, – промолвила Гаури.
– Я тоже, – кивнул Викрам. – Но Уджиджайн не изменить иллюзорным титулом. И если иного мне не дано, то я не вернусь.
Ее глаза расширились.
– Это из-за… – Гаури осеклась, но Викрам понял, что она мельком видела его мать в его воспоминаниях.
– Ее звали Киртана. – Голос прозвучал глухо. Он много лет не произносил этого имени вслух. – Она была певицей при дворе, но забеременела, и ее прогнали. Когда она поскользнулась на том обрыве, мы как раз собирались отправиться во дворец и уговорами вернуть ей место. Она нуждалась в защите, но не получила ее. Достойным человека делают не только земли и титулы. Уджиджайн об этом позабыл. Собственный народ стал для империи лишь дойной коровой. Я бы правил иначе.
На сей раз, когда Викрам поднял взгляд, Гаури едва заметно ему улыбнулась. Он чувствовал, что шагнул на странную неизведанную территорию. Гаури оказалась одновременно всем и ничем из того, что он ожидал.
– Этот союз станет одним из наших испытаний? – пошутила она, но в голосе слышалась тоска, вторящая его собственной.
Каким-то образом это полное смертельных опасностей путешествие сроднило их, и Викрам не был готов потерять эту связь.
– Почему нет? Мы ведь вроде как друзья, да?
– Похоже на то.
Викрам усмехнулся:
– Итак. Ты жалеешь меня, я тебя. Можно сказать, мы квиты. Мир?
– Мир, – неуверенно кивнула Гаури. – А мир означает, что ты перестанешь нарочно меня раздражать?
– Ни в коем случае.
Викрам направился в купальню, но замер, услышав за спиной:
– Чтоб ты знал, тот поцелуй ничего не значил.
– Ты, кажется, возомнила, будто это мой первый поцелуй, – засмеялся он.
И конечно, не стал упоминать, что первый – технически – случился с дворцовым стражником, который страстно его тискал, приняв за куртизанку, когда пятнадцатилетний Викрам попытался проникнуть в гарем.
Как и большинство первых поцелуев, этот оставил после себя кислый привкус сожаления.
– Ты не первая, Гаури, – хмыкнул Викрам. – Но тебя я точно запомню.
18
Три – отличное число
Гаури
Едва Викрам скрылся в купальне, я рухнула на кровать. Мышцы болезненно ныли. Я уставилась в потолок, моргнула… раз… два… и уснула. А очнулась, когда Викрам рассматривал себя в зеркале.
Волосы его, еще влажные после ванны, слегка завивались вокруг ушей. Он одернул рукава темно-синего шервани, расшитого нежными серебряными перьями. Порез на его челюсти уже выцвел до бледной полоски, но все же невольно привлекал внимание к губам, которые я совсем недавно старательно целовала. Викрам глянул на меня, карие глаза понимающе сверкнули. А я вдруг с ужасом осознала, насколько растрепанно выгляжу.