– Я тут думал о твоих словах, – начал он. – Как ты там сказала якшини? Мы предпочли бы обойтись без зрителей?
Викрам медленно обернулся кругом, будто поражаясь пустоте комнаты.
– Уже не помню, – буркнула я, вставая.
Наглая ложь. Конечно, я все помнила. А стоило заснуть, так и вовсе увязла в незваных образах. Едва наши губы соприкоснулись, по жилам словно хлынул огонь, а в затылке вяло заворочался голод, тот самый, что снедал меня под чарами демонического яблока. Стремление к чему-то еще. К чему-то невозможному.
– Ты брыкаешься?
Викрам с сомнением поглядел на кровать.
– О да, – закивала я. – А еще перед сном цепляю на пятки серебряные когти.
– Больно, наверное.
– А еще от кошмаров реву как ослица, заливаю перину слюнями и размахиваю руками.
– А я сплю как мертвец, – беззаботно отозвался Викрам. – Так что не бойся, не потревожишь. К тому же мне нравится делить постель с дикарками.
– Мне делить постель не нравится в принципе. Кушетка вроде удобная.
– Значит, спи там, а я на кровати. Не хотелось бы оскорбить твои нежные девичьи чувства.
– Обсудим это позже, – сказала я, соскользнув с простыней. – Мне нужно собраться.
На волнах пара, что заполнял купальню, покачивались фонари с витражными стеклами, а в каждом углу комнаты открывал пасть один из каменных крокодилов, извергая горячие струи и наполняя пустую ванну. Я погрузилась в сапфировый бассейн и позволила себе несколько мгновений полюбоваться осколками света, танцующими на поверхности воды, но, как и всегда, выбралась до того, как слишком поддалась уюту. В избытке красоты и роскоши сокрыто немало опасностей. Ослепленные блеском драгоценностей, убаюканные мягкостью шелков, придворные Бхараты закрывали глаза на злодеяния и развратную жизнь Сканды. У красоты Алаки тоже имелись зубы, и я не собиралась подставлять им руку.
В нескольких шагах от ванны обнаружился ониксовый шкаф. Из всех нарядов я выбрала серый шальвар-камиз с расшитым крошечными бриллиантами подолом. Чуть правее на небольшом туалетном столике выстроились ряды склянок и вазочек с краской.
Я сжала маленькие флаконы в ладонях, согревая масла, а затем, пробормотав короткую молитву за гаремных матушек, надела привычную броню. Я подводила глаза сурьмой, пока они не стали темными, точно сама смерть, и растирала по губам измельченные лепестки роз, пока они не стали алыми, как кровь. В отдельном комоде нашелся небольшой тайник с кинжалами. Выбрав два, я привязала их к бедрам. На всякий случай.
Когда я вернулась в комнату, Викрам пару раз моргнул.
– Твоя красота поражает.
– А твои оскорбления уже нет.
Он улыбнулся. И в тот же миг пол загорелся синим пламенем. Я напряглась и едва не запрыгнула на ближайший стол. Викрам же лишь с интересом разглядывал пляшущие язычки.
– Владыка Кубера готов нас принять, – сказал он.
Покидая комнату, я прикусила щеки. Всецело сосредоточенная на попадании в Алаку, я только теперь поняла, что совершенно не представляю, чего ожидать. В бою путь к победе прокладывали верный расчет и тела врагов, магия же превращала все в загадку, и становилось трудно понять, смотришь ты сейчас в ночное небо или в темную пасть невиданного монстра.
Дворец за время нашего отдыха изменился. Коридоры ломились от толпы, воздух пропитался мускусным запахом парфюма. Перед нами появились крошечные светящиеся насекомые, призывая следовать за ними.
– Вы наши проводники? – спросил Викрам.
Те покачнулись в едином порыве – словно кивающая голова.
– Что ж, сияйте, звездочки.
Зажужжав, насекомые засветились ярче, как будто зарумянились от смущения.
– Ты пытаешься очаровать жуков? – прошептала я, когда мы двинулись следом.
– Ты действительно истинная принцесса, – посетовал Викрам. – Считаешь, что маленькие люди внимания не стоят.
– Это насекомые.
– Волшебные насекомые.
Я по привычке оглядывалась в поисках чего-нибудь подозрительного. Рядом сверкнуло зеркало. Я ожидала увидеть в отражении нас, но ни меня, ни Викрама там не было.
Я сдвинула брови. И незнакомое существо с изогнутыми крыльями и в золотой маске тоже нахмурилось.
«О боги».
Зеркало искажало наш облик. Викрам проследил за моим взглядом и рассмеялся:
– Умно.
– Умно?
– Я восхищен подходом и результатом. – Новый Викрам в зеркале горделиво приосанился. – Ты теперь красная как кровь, очень уместно.
– Скорее уж очень обманчиво, теперь мы не поймем, есть ли рядом враг.
– Но ведь в том и суть. На виду мы все становимся врагами. А главный враг притаился в зеркале. Помнишь, как сказала якшини-сопровождающая? Поиск силы и сокровищ – это путь одиночества. А на таком пути кто еще тебе враг кроме тебя самого?
– В настоящей войне нет места философии.
– Любая война зиждется на философии. Потому и называется войной. Лиши ее красок, и останется банальное убийство.
– Разве головы марионеток не должны быть деревянными?
– Роль марионетки мне никогда не давалась, – вздохнул Викрам. – Отсюда и мое стремление рвануть на волшебный турнир и броситься в объятия верной смерти.
– Очень логично.
– Но я бы не отказался от деревянной короны. Я бы бросался ею в людей забавы ради.
Я покачала головой:
– Какой же ты…
Он насмешливо поклонился, и мы вместе спустились в вестибюль, усеянный стеклянными птицами. Как только наши ноги коснулись пола – птицы взлетели, а в конце зала заклубилась тьма. Мы медленно двинулись вперед, сопровождаемые лишь жужжащими огоньками. Викрам шагнул ко мне поближе.
– Нуждаешься в защите? – фыркнула я.
– Просто предпочитаю уже знакомое чудовище.
В конце пути нас встретил только темно-серый камень.
– Я думала, тут празднество и пир, – пробормотала я. – Или нам предлагают питаться тенями?
– О нет, дорогая. Тенями мы уже пресытились, – раздался бархатистый голос.
Волосы на затылке встали дыбом. Кто-то во мраке хлопнул в ладоши, и по стенам медленно, словно кровь, потек свет. Я прищурилась. Это был тот свет, глядя на который начинаешь жаждать темноты. Зловещий, почти агрессивный, яркий, как солнце, но лишенный тепла.
Когда он потускнел, я наконец увидела пространство перед нами: пустой стол, а на возвышении по другую его сторону – Владыка сокровищ и его супруга, повелительница Каувери.
Детский рост Куберы контрастировал с его внушительным животом, тяжелыми веками и любезной улыбкой. Улыбкой власти, а не радости. Так мог улыбаться лишь тот, кто наделен несокрушимой силой и вправе смело показывать миру зубы.