– Моей приемной матери около пятнадцати лет, – добавила Лила.
Она говорила неправду. Клариссе было почти пятьдесят.
– Она пришла в ярость, когда обнаружила, что мы сделали ее бабушкой, – рассмеялся Ру. – Полагаю, в прошлом месяце мы стоили отцу Лилы не меньше тысячи за ботокс от морщин.
– Мои родители совсем не классные, – рассмеялась Нэнси, положив на стол вилку и нож. – Все родители дают своим детям поводы для смущения.
– Проклятье, это чистая правда, – сказал Руперт. – Мой старик до сих пор пристает к медсестрам в доме престарелых. Просто кошмар. Постоянно сует им руку под юбку.
«Каков отец, таков и сын», – подумала Джорджия, нежно ему улыбнувшись. Все знают, что Ру не может устоять перед теми, кто носит платье соблазнительного размера.
– А как обстоят дела у тебя, Джорджия? – спросил Бретт. Он попытался втянуть ее в разговор. Ему не нравилось, что она молчит. – Твои отец и мать ставят тебя в неудобное положение?
Что за вопрос? Если бы Бретт не задал его так непринужденно, Джорджия заподозрила бы, что Нэнси подтолкнула его к этой теме. Конечно, она должна ответить на такой вопрос «да». Но тогда Грейдон подумает, что она стыдится своих родителей, потому что у них нет второго дома.
В последнее время Джорджии нравилось рассказывать людям о своем происхождении, используя его в качестве тайного оружия.
Когда ее коллеги, или люди на вечеринках, или приятели Чарли по работе пытались отмахнуться от нее, как от шикарного пустого места, ей нравилось, что у нее есть возможность объяснить, что это не так и что она не выросла в замке, каким бы ни был ее акцент. Объявить «Вовсе нет, мои родители происходят из рабочего класса и очень правильные», с намеком на собственное превосходство, теперь было очень просто. Почему в прошлом это казалось невозможным?
Когда-то Джорджия считала, что какому-нибудь учителю следовало в первый день отвести ее в сторону и объяснить, что она должна сказать своим подругам. Однако когда она сидела в школьной форме в первом ряду во время собрания, это ни о чем не говорило. Многие Октавии и Табиты
[16] получили десятипроцентную театральную стипендию ради престижа заведения. Джорджия от них отличалась.
Школе стоило вывесить на всеобщее обозрение список стипендиаток, в котором сообщалось бы, какие скидки получила каждая из них. Во всяком случае, если бы кто-то знал, что Джорджия училась бесплатно, ей бы не пришлось объяснять, что она и в этом году не может зимой поехать кататься на лыжах.
Однажды она позвала к себе домой Лилу и Нэнси. После того как братья месяцами дразнили ее, она расплакалась, и мать спросила: не стыдится ли она своей семьи? Джорджии пришлось капитулировать и пригласить подруг.
Если их и удивил маленький домик с террасой, тупик или тот факт, что от него можно было за полчаса добраться до школы, они ничего не сказали. Джорджия не забыла, как едва дрогнула левая бровь Нэнси. Может быть, слегка напрягся уголок рта Лилы. Но не от критики. Скорее от удивления.
Они расселись вокруг кухонного стола, и ее родители вели себя так, словно их дом посетили высокопоставленные гости. Джорджия переживала из-за разномастных столовых приборов, купленных в «Икее», и большого телевизора, оставленного включенным в соседней комнате, а потом ей стало стыдно за себя. Мать переварила зеленую фасоль, и Джорджия вспомнила, как много лет назад Нэнси сказала, что люди из рабочего класса всегда передерживают овощи.
Нельзя сказать, что тот визит был полнейшей катастрофой. Они съели три коробки «Бен и Джерри»
[17], посмотрели ужастик, вопя на весь дом, получили огромное удовольствие от того, что ночевали в гостиной на диванах, и если подруги Джорджии и заметили, что в доме нет гостевой спальни, они промолчали. Нэнси выразила удивление, что ей не предложили вина во время ужина, но мать Джорджии всячески уговаривала их съесть еще кусочек, что стало для обеих одноклассниц дочери необычным опытом. А еще их угощали взбитыми сливками, которые Нэнси и Лила никогда не пробовали, и им понравилось играть с толстенькой маленькой сестрой Джорджии. Но когда мистер Грин отвез их в школу на следующий день, все знали, что это был визит вежливости, и больше они никогда не бывали в этом доме.
– Нет, – улыбнулась Джорджия через стол, позволив себе бросить взгляд на идеальную челюсть Бретта. – Они совсем не крутые. Правильнее назвать их старомодными.
– Наверное, они похожи на моих родителей, – улыбнулся американец.
Он наклонился вперед и чокнулся своим бокалом с бокалом Джорджии. Пока Бретт говорил, она подумала о том, как бы прошел ужин только с ним и Нэнси в каком-нибудь маленьком ресторане с мерцающей свечой на столе между ними.
– Ты еще не познакомился с родителями Нэнси? – спросил Чарли. – Надеюсь, ты успеешь это сделать до свадьбы!
Пальцы Джорджии стиснули салфетку. Ее ужаснула вспышка гнева, который она испытала в адрес мужа за то, что он украл у нее внимание Бретта и вернул его Нэнси. Какую игру он ведет?
– Я с нетерпением жду встречи с ними, – сказал Бретт, который теперь выглядел искренне взволнованным. – Я читал много их вещей. Как писатель, я не мог бы мечтать о лучших родителях жены.
– Кажется, отцу Нэнси очень нравится Джорджия? – подал голос Ру, подняв вилку с листом салата. – Ведь ты это всегда повторяешь, Джи?
Все за столом молча повернулись к хозяйке.
А Нэнси воспользовалась моментом, чтобы сделать очень медленный глоток из своего бокала, совершенно сознательно избегая смотреть на Джорджию. «Она могла бы так не поступать, – с горечью подумала та. – Могла бы рассмеяться, превратив все в шутку. Показать, что это сущая ерунда. Но ведь ей нравится, когда другие страдают».
– Нет, – ровным голосом сказала Джорджия. – Я говорила о другом отце. Другой девочки из нашей школы.
Ложь получилась не слишком удачной. Чарли промолчал, глядя на дно своего бокала. Очевидно, благородства больше нет на свете.
– Значит, вы втроем учились в школе-интернате? – спросил Бретт, нарушив повисшую над столом тишину.
Плечи Джорджии расслабились. Благодарение богу за этого гостя!
– Да, – ответила она. – В Хэмпшире.
– И как там было? – спросил Бретт.
Лила потянулась вперед, перехватывая лидерство в разговоре. Она это любила. Она обожала рассказывать мужчинам на вечеринках, как они учились в школе, это был ее коронный номер. Обычно в такие моменты она наклонялась к слушателям, чтобы у них появилась возможность заглянуть за вырез ее платья, и засовывала один палец в рот, другой рукой рассеянно поглаживала волосы. На самом деле это были сплошные клише. Но получалось у нее красиво. Во всяком случае, раньше. Однако сегодня вино ударило ей в голову сильнее, чем следовало, вероятно, из-за того, что она практически ничего не ела, веки у Брир отяжелели и почти прикрыли глаза, и она слегка растягивала слова. Получалось, будто смотришь на актрису, которая слишком стара для своей роли и отчаянно пытается это скрыть за высоким голосом и избыточным макияжем.