– Лопари! – загомонила дружина. – Это проклятые колдуны Турьи!
– Нет! – вскинул руку военачальник; мгновенно воцарилась тишина. – Лопарям подобное не по плечу. Следы оставили незваные гости из южных земель. Истинно! Ныне мы повернём вспять. Врагам не уйти от нашей погони!
– Исанто Варкас, – Мортту выступил вперёд, – как мы сумеем выследить их?
– Они здесь чужие и знают лишь одну дорогу, – ответил Варкас. – Ту, по которой пришли в Лаппи осенью. Свернуть в сторону для них значит заблудиться, а это смерти подобно.
– Нам следует послать гонца к эманте Лоухи, – решительно сказал Мортту. – Нужно усилить стражу на морском побережье, чтобы враги не ушли морем!
– Будь они налегке – стоило бы, – возразил Варкас. – Но мы справимся сами. Осколок Сампо – не соболья шкурка. Его не скрыть и не унести за пазухой, его тяжело нести. Его появление в людных местах – уже тревога, везущий его – вор, и должен заплатить жизнью.
– Гонец опередит воров! – упорствовал Мортту.
– И его слова повергнут в смятение жителей взморья! Зачем? Не стоит просить помощи там, где справишься своими руками. Мы настигнем их и принесём в Корппитунтури иную весть – уже отрадную. Эманта не оставит этот подвиг без награды. Нам ни к чему мешкать.
– Я сказал ещё не обо всем.
– О чём же ещё?
– О Тропе-над-Обрывом! Дорога через леса, о которой ты говоришь, не единственная, что ведёт к морю!
– О Тропе-над-Обрывом знает каждый похъёланин. К чему ты вспомнил о ней?
– Но о ней никто никогда не говорит! Немногие ходят по ней, никто не считает её дорогой!
– Потому что она негодная.
– Пропажа часто находится там, где её не ищут!
– Вот как! И откуда чужеземцам знать о Тропе-над-Обрывом?
– Исанто, дозволь мне вести погоню именно по ней.
Должность младшего вождя пристала бывалому воину, и многих удивляло, как Мортту удостоился подобной чести. Он смел и решителен, родовит, далеко не глуп, но молод. А молодость – дурное свойство для большого человека. При ней всегда горячая голова и невеликий опыт. Воин не должен возвыситься, не разменяв третий десяток, не вырастив воинами собственных сыновей. Но Варкас рассудил иначе, и неспроста.
Он давно обратил внимание на юношу и признал в нём молодого себя. То же честолюбие, та же жажда разбоя, то же стремление быть первым во всём. Помимо воинского ремесла Мортту осваивал чародейство; особенно увлекала его хитрая наука смены обличия. На него уже обращала внимание Лоухи – эманта благоволила молодому воину и не раз давала понять, что возвысит его, как только представится случай. Варкас почуял в этом пусть отдалённую, но всё же угрозу своему величию, которое он ревниво оберегал. Военачальник не понаслышке знал, как непредсказуемы милость и опала Хозяйки Похъёлы. Когда намёки Варкаса о незрелом возрасте Мортту пропали даром, он решил защититься иначе – согласился с эмантой и сам избрал Мортту своим помощником.
Теперь юнец, причинявший беспокойство, был всегда под присмотром. Варкас немало делал для того, чтобы привязать Мортту к себе и превратить его из возможного соперника в подручного. Поначалу это удавалось, но время шло, и Мортту начал проявлять своеволие. Он не боялся спорить с военачальником даже при всех, показывая недюжинный ум и упорство. Варкас скрывал клокотавший в душе гнев – сорваться на младшего было ниже его достоинства, а повода для расправы до сих пор не случилось. Поэтому военачальник умело притворялся наставником Мортту – терпеливым и снисходительным к горячему нраву юноши.
– Будь по-твоему, – коротко кивнул Варкас. – Возьми десяток воинов и ступай над Обрывом. В новолуние мы встретимся близ хутора Колменкиви.
16
Погоня
Слева высились отвесные скалы, выше которых шумела тайга; вверх по склону уходило множество расщелин, заваленных камнями и поросших кустарником. Справа скалы обрывались в море, не оставляя ни единого уступа до самой воды, гудевшей далеко внизу. Узкая, едва заметная тропа, что извивалась над самым краем обрыва, опоясывала прибрежные кручи. Если бы кто-то взглянул с моря и увидел пятерых человек, шедших гуськом, и впридачу нагруженную волокушу, в упряжке которой шагал лось, он бы решил, что странный обоз ползёт вдоль по отвесному склону.
Тропу-над-Обрывом проложили в незапамятные времена – первые люди, пришедшие в Похъёлу, страшились её дебрей и не спешили заходить вглубь. Они старались держаться побережья. Тогда-то людям и встретился карниз над скалами, протянувшийся от южных границ Сариолы до самой Лапландии. Странники древних времён прошли его из конца в конец, но теперь их дорога пустовала – поселиться вдоль неё оказалось невозможно, а сойти к морю или устроить пристань для кораблей не удалось бы ни в едином месте. Зимой же тропа исчезала под снегом и льдом и не пропускала по себе никого крупнее горностая – только малые зверушки не рисковали тогда рухнуть вниз, столкнув своей тяжестью нависшие снежные шапки. Когда люди освоились в новом краю, они обжили похъёльскую тайгу и проложили сквозь неё немало троп на север, во владения саамов. С тех пор Тропу-над-Обрывом охраняло людское забвение.
Но тот, кто прошёл сам, да ещё и провёз груз над Обрывом, нипочём не смог бы забыть Тропу. Дни перехода от Нойдантало до бухты, в которой Уно спрятал свою лодку, оказались самыми тяжёлыми днями похода Антеро и его друзей в поисках волшебной мельницы Сампо.
В вышине над морем свирепствовал ветер, и путникам на тропе негде было укрыться от его ледяных порывов. Он словно пытался сдуть людей с неровного карниза, и каждый шаг давался с трудом. Хвала богам, ни разу не пошёл дождь – удержаться на мокрых камнях было бы во много раз труднее. Оружие и припасы несли на себе, оставив в волокуше, рядом с осколком Сампо, только то, что уже не умещалось за плечами.
Не призови Велламо в помощь лося Тарваса, друзьям ни за что не удалось бы протащить тяжёлую волокушу. Но и со зверем приходилось несладко. Для езды в упряжке хороши лошади или северные олени, а гордый лесной великан могуч и неукротим на свободе, но хомут быстро утомляет его. Когда уставший лось начинал стонать, его сразу же освобождали от упряжи и больше не двигались. Отдыхал Тарвас подолгу; для него заранее нарубили и взяли с собой несколько охапок молодых веточек – пару дней пути откос над тропою был настолько крут, что зверю не удалось бы подняться к лесу и утолить голод. По счастью, лось не страдал от жажды – на тропе не было недостатка в ямах, наполненных талой водой.
Несколько раз тропа круто поднималась и опускалась – одолеть такое препятствие с грузом Тарвас не мог. Тогда люди распрягали его, разгружали волокушу и перетаскивали Сампо на руках, кряхтя и потея седьмым потом. Затем, едва переведя дух, собирали груз обратно и двигались дальше.
Однажды тропа сузилась – волокуша прошла по ней, чуть-чуть не застряв, и вдруг лось, испугавшись неизвестно чего, заметался из стороны в сторону. С края обрыва вниз посыпались камни; упади зверь в море – драгоценный груз обрушился бы следом за ним. Шедшие впереди Антеро и Кауко бросились было к лосю, но тут же отпрянули назад, еле увернувшись от острых копыт. Не растерялась лишь Велламо. С поразительной лёгкостью нойта прыгнула в волокушу, оттуда – на отвесную стену, и в следующий миг оказалась прямо перед Тарвасом, обхватила руками огромную голову и зашептала что-то ласковое, глядя в тёмные глаза зверя. Шумно вздохнув, лось успокоился. Дорога над Обрывом продолжалась.