— Ваше Превосходство, — тихо приветствует Публий.
Не дергается и не пытается одеться. Стоит, расправив плечи, и смотрит генералу в глаза. Знаю, что мы в реанимации, у моих ног операционная рубашка, на руке и теле белый пластырь, а две койки стоят далеко друг от друга. Знаю, что ничего не было и быть не могло, но Публий стоит не в медицинской форме, шапочке и маске на лице, а в домашних штанах. И хотя он трижды спокоен и хладнокровен, я стучу зубами и вот-вот упаду от слабости. Дурной сон. Сплетня злых языков. Любовница изменила генералу с его лучшим другом прямо в оперблоке полевого госпиталя.
Аромат апельсина обволакивает настолько густо, что от него щиплет глаза. Наилий смотрит в одну точку где-то между нами. Выражение лица застывает коркой льда, кулаков генерал не разжимает, не тянется к посоху или бластеру. Мгновения тают в вязкой тишине. Если не убил сразу, может быть, все обойдется?
— Капитан Назо, на пару слов.
Голос генерала напитан яростью, дрожь волной идет по телу. Сквозняк стелется по моим ногам первым предвестником бури.
— Есть, — отвечает Публий и качается вперед, а меня будто в спину толкают.
Подхватывают порывы ураганного ветра чужого гнева и тянут в эпицентр. В черную бездну военной формы с золотыми проблесками генеральских погон.
— Наилий, я все объясню!
— Конечно, объяснишь. Потом, — он останавливает обманчиво тихим голосом, разбивая мой порыв вдребезги.
От презрения во взгляде дурно. Стою в одном шаге, а кажется, что за бронированным стеклом.
— Одевайся, — ядом сцеживает генерал и отворачивается.
Ныряет под полог первым, а за ним Публий.
«Одевайся», — эхом повторяет кто-то из духов. Сожаление топит десятками вопросов. Как я умудрилась заснуть в одной рубашке? Чем думала, на что надеялась? Крики слышали все санитары, а потом разнесли новость про истеричного генеральского сына по общим чатам. И Публий мог подтвердить, если успел рассказать про нервный срыв. А я спала в реанимации под боком у полураздетого хирурга и ни о чем не думала. Бездна, что с ним сделает Наилий?!
Бросаюсь к пологу, уже на бегу понимая, что зря. Даже если влезу между ними под удары посоха, генерала это не остановит. Отодвинет меня в сторону, как досадную помеху, и продолжит.
— Был с ней? — зло спрашивает Наилий по ту сторону плотной ткани, застегнутой теперь лишь наполовину.
— Нет.
Забывая про швы, сжимаю правую руку в кулак, надевая рубашку. Боль режет лезвием скальпеля, через перчатку проступают капли крови.
— Что она тогда делает голая в реанимации? Откуда раны?
— Я порезал, — неправдоподобно спокойно отвечает Публий, — и сам зашил. Дэлия духа в меня подселила, он вышел из-под контроля.
Не верю, что я это слышу. Через боль натягиваю штанины комбинезона, стараясь не стонать. Проклинаю молчание Наилия, непрозрачный полог, раненую руку, зеленую привязку, Леха, болтливых санитаров, себя, еще раз себя.
— Я должен в это поверить? — холодно спрашивает генерал, и мне чудится стук подошв ботинок по выстланной брезентом земле. Шелест раздвигаемого в боевое положение посоха, писк заряда бластера. С ума схожу.
— Мы в шоке были оба. Я закрыл ее здесь, чтобы выспалась без лишних вопросов от бойцов.
— Разделся и рядом лег?
— Да, — твердо и резко отвечает Публий, — она задыхалась ночью. Не веришь мне — данные монитора посмотри. В такой истерике, о какой близости вообще могла идти речь?
Тяну молнию комбинезона под горло, раненая ладонь горит и пульсирует. Ботинки одеваю, не застегивая липучки и еле успеваю отойти от полога. Наилий дергает его вверх, чуть не срывая с ткани молнию.
Выходи, планы меняются.
Наклоняю голову и на мгновение ныряю в темноту. Глупо вот так распластаться, но слабость не спрашивает разрешения. Касаюсь пальцами пола, а генерал хватает за плечо, не давая упасть.
— В резиденцию поедешь.
Яркой вспышкой загорается лампа, ослепляя. Прикрываю ладонью глаза, не понимая, что происходит, и жалобно бормочу:
— С тобой вместе?
— С водителем, — выцеживает генерал и дергает к выходу из оперблока. Упираюсь, рискуя запнуться и снова упасть, беспомощно оглядываюсь на капитана, замершего со сложенными за спиной руками. Публий бледнее стен, но высоко держит голову. Меня с глаз долой, а с ним как?
— Подожди, зачем в резиденцию? — спрашиваю, пытаясь вырвать руку из железных пальцев Наилия. — Остановись, пожалуйста…
— В казарму к санитарам собралась? — рычит Наилий, грубо разворачивая лицом к себе. — Солдатня приятнее меня?
Обдает жарким дыханием с примесью гнева. Под взглядом сжимаюсь в комок, чувствуя себя самой маленькой и ничтожной на планете. Почему не ударил? Зачем вообще куда-то тащит? Облизываю пересохшие губы и зажмуриваюсь, как перед прыжком в ледяную воду.
— Ты в особняке, я в резиденции, — шепчу тихо, сама едва слышу, — что я буду делать там без тебя?
— Работать, — генерал отпускает меня и достает планшет. Сам кладет девайс в карман моего комбинезона, — Флавий прислал тебе сто анкет, как просила. Сиди и читай. А теперь на выход! Маску надень.
Прячусь за черной тканью маски и иду за генералом через все переходы мимо сонных санитаров и любопытных дежурных. Снаружи черной скалой посреди поля торчит военный внедорожник. Наилий следит, как я забираюсь на заднее сидение, и подходит к водителю.
— Нурий, отвезешь рядового Тиберия в первую резиденцию и вернешься обратно.
— Есть, — кивает лейтенант и запускает двигатель.
Машина срывается с места, разрезая синеву сумерек желтым светом фар. Сидеть спокойно не могу, складываю ногу на ногу, закрываю лицо рукой. Водитель бросает в меня взгляды через зеркало заднего вида, но молчит. Дисциплинированный до той степени, что возит генерала и его тайны в машине.
Мысли мечутся от одной проблемы к другой, но постоянно возвращаются к Публию. Всю генеральскую ярость на себя принял, будто под поезд бросился, не сомневаясь ни мгновения. А я струсила. Собиралась поддерживать Наилия в кризисе, и на первой же вспышке чуть под койку не забилась от страха. Мужчины разговаривали с достоинством офицеров цзы’дарийской армии, сдерживая гнев и выбирая слова. Где был мой разум и моя сила, когда беспомощно лепетала и не понимала, о чем просить? Еду в теплой машине на мягком сидении, а Публий остался объясняться с Наилием. Бездна, когда все настолько вышло из-под контроля, что обернулось катастрофой?
— Тебе плохо, рядовой? — спрашивает Нурий.
— Нет, все в порядке, лейтенант…
— Дар, — подсказывает он, — а то могу остановить. Выйдешь, воздухом подышишь.
— Благодарю, но лучше добраться быстрее.
— Как хочешь, — пожимает он плечами и смотрит на дорогу.