Nada (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Макс Фрай cтр.№ 44

* * *

Я пришел в себя, когда местный знахарь вправил мне ногу и обмазывал ее вонючей, застывающей под руками гущей. Я мало что понимал и не мог пошевелиться, что, наверное, было даже к лучшему. Потом меня долго куда-то несли, я снова свалился в липкое забытье и очнулся окончательно уже у Юргиза, в гостевой комнате довольно большого пустого дома на самой верхней террасе. Я почти не чувствовал боли, и, помимо ноги, вроде не ощущал в себе особых повреждений. Я огляделся. Передо мной стоял Байган, рядом возвышался во все свои почти два метра старший сын Юргиза, Явир, – видимо, для страховки. Байган стоял совершенно ровно, хотя под длинной рубахой угадывался результат моего удара – плотная широкая повязка вокруг живота. Однако, он заговорил со мной, как ни в чем не бывало, кивком головы отослав Явира.

– Эдру, я хочу говорить с тобой.

– Что ты сделал с Дамилем?

– Дамил. Он мертв.

– Конечно, сучий ублюдок, он мертв! Ты же его и убил!

– Нет, Эдру. В нем была смерть.

– Смерть? Почему? Потому что он болен? Потому что он сраный торчок? И за это его надо было убить?

– Нет, Эдру. В нем всегда была смерть. Слишком много смерти.

– Ну конечно! «Мы все рождаемся, чтобы умереть»?!

– Нет, Эдру, не все. Но Дамил – это дамил. Он был полон смерти. Он пришел ко мне за помощью и я его отпустил. Его и смерть.

– Отпустил, сукин гуманист?! Ты его убил, а не отпустил!

– Эдру. Мы оба говорим на чужом языке. У нас мало слов для истины.

– Так говори на моем языке! Говори на моем языке и объясняй мне свои чертовы истины!

– Это было бы правильно. Но я не знаю твоего языка.

– Так выучи!

– У меня мало жизни…

– Да разве ты стар?! Тебе и сорока еще нет! Ну, если ты так считаешь, тогда сдохни и родись молодым! Иди, убей себя, как ты убил Дамиля!

– Я не убил Дамила и не могу убить себя. Но сдохни – это я могу. Видимо, так и будет. Спасибо. Мы еще поговорим.

Байган развернулся и пошел к выходу.

– Катись в жопу, ублюдок! – прокричал я ему в спину.

* * *

Обо мне заботилась Гуллинка, жена Югриза, и двое его младших детей. Я не мог представить себе, что будет со мною дальше, поэтому просто жил час за часом, ел предложенную мне пищу, пил искристую ледяную воду. Импровизированный гипс на моей ноге был прочнее прочного, и я начал выбираться по гигиеническим надобностям, опираясь на вырезанный Юргизом из какого-то деревца очень удобный посох.

Байган не появлялся несколько дней. Я старался не думать о нем. На третий день, под вечер, он пришел ко мне, присел рядом и заговорил – на чистом русском языке.

– Добрый вечер, Андрей. Вот сейчас я готов рассказать тебе обо всем.

– Андрей?! Готов рассказать?! Ты что, гад, ты все это время комедию ломал?!

– Нет. Я прожил жизнь.

– А до этого ты что делал? В снежки играл?

– Андрей, я прожил жизнь в твоей стране. Я не только выучил язык, я много читал, много учился и даже получил ученую степень, и теперь я могу в понятных тебе словах объяснить все, что тебя интересует. Более того, ты сам можешь поговорить об этом с любым членом племени.

– Я не понимаю вашего щебетания!

– Андрей. Прислушайся к моим словам.

«Эдру. Валаистиме йила-а калами-йен». Это было именно то, что я воспринимал как щебетание! «Андрей. Прислушайся к моим словам». Мне стало душно, уши заложило, как будто я влип в теплую патоку.

– Что ты сделал со мной, мерзкий ублюдок?!

– Успокойся. Это не я. Это ты. Вернее, мы вместе. Ты просто выучил язык. Мы вместе его выучили. Помнишь? Ну-у-у?

Байган присел рядом и пристально смотрел на меня. Я смотрел в его синие с золотом глаза и… вспоминал.

…2009, гуманитаризация образования, обязательный языковой спецкурс… Я выбираю наобум – просто ищу тот, у которого меньше всего часов, и тыкаю пальцем. Оказывается «Обзор племенных наречий памирских народов юго-западной группы». Преподает его для меня и еще одного чудака Сморчок – старый сморщенный профессор с кафедры восточных языков, с дурацким девчачьим пучком седеющих волос на голове. Вскоре этот ненужный спецкурс перерастает в многочасовые беседы в заваленном книгами и рукописями кабинете, через тонкую стенку которого слышны бесконечные репетиции студенческого эстрадного ансамбля; солист – или солистка? – выводит плоским бесполым голосом популярную тогда песенку «В Патайе, мы встретимся в Патайе!»… Я забываю про друзей, про подругу Динку, про остальные занятия и чуть было не вылетаю с четвертого курса, но Сморчок самолично идет в деканат с бутылкой дорогущего коньяка… Я с ужасом жду их решения, сидя на каменном подоконнике в темном холле, а в моей холодной потной ладони телефон надрывается настроенным на звонок Сморчка рингтоном: «В Патайе, мы встретимся в Патайе!»…

Почему я раньше этого не помнил? Этот Сморчок так похож был на Байгана, хотя Байган выглядел помоложе – или это Байган на него похож? Почему я сразу этого не заметил, не сообразил? Почему до сих пор не разбирал его языка, который я так хорошо знал, что даже много лет видел на нем сны? И зачем я вообще на четвертом курсе кинулся учить язык, на котором разговаривает едва ли какая-то сотня людей? Все эти вопросы роились у меня в голове, и я не мог дать на них ответа. Вместо него я снова и снова слышал дурацкую песенку, плоский бесполый голос под бесхитростный электронный аккомпанемент.

И тут меня осенило – Бат-айи! Бог ты мой, Бат-айи! Вот же старый черт! Бат-айи!

Я улыбнулся и запел:

– В Патайе, мы встретимся в Патайе, и я в тебе растаю, растаю навсегда! – подхватил противным голосом Байган, и мы рассмеялись.

– Почему так, Байган? Почему я не помнил тебя?

– Ты был тайеш ль-аваль мараад. Ты не знал меня, пока не умер. Сейчас ты совсем-совсем новый, Андрей.

Тайеш ль-аваль мараад. Живущий в первый раз.

– Умер? Когда?

– Когда Явир бросил тебя в реку. Но рядом был дамил, и это была правильная смерть. Ты должен был умереть именно так и именно здесь, Андрей. Так уж получилось, что только умерев здесь, мы можем яму фиту шакст ма. «Умереть в кого-то». Мы все уже сотни лет яму фиту шакст ма.

Теперь я легко понимал его. Не только слова были мне знакомыми. Я понимал суть. Но в переводе на русский это звучало странно. «Умереть в кого-то». Действительно, вряд ли Байган мог что-то объяснить мне раньше. Различия в языке, и не только в языке – в образовании, в культуре, в самых базовых понятиях об устройстве мира. Все беды – от непонимания.

– А ты? Как же ты?