Nada (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Макс Фрай cтр.№ 46

Я чувствую, как у меня за пазухой, у самого сердца, в специальном длинном кармашке просыпается сестренка-близняшка, мизмаар-саахират, вырезанная Юргизом звездной ночью будущего сентября и бесконечную череду следующих лет согреваемая теплом моего тела, вскормленная моим дыханием, каждый раз возвращающая меня сюда, на нижнюю террасу Бат-айи после моей Аль-маат, настоящей смерти. Мелодия отражается во мне, и каждый ее звук, как ключ, открывает мне нового меня – живущего в других временах, в других странах, говорящего на других языках. Я пашу землю, пишу картины, играю на разных музыкальных инструментах; я солдат, ученый, босоногая девчонка, дряхлый старик; я снова и снова рождаюсь, живу, умираю, прорастаю в землю и сквозь землю, разрываю камни, теку, падаю, замерзаю и горю. Байган протягивает мне пиалу с ледяной водой, я выливаю ее в обугленную глотку и снова рождаюсь, убиваю, пою, тяну невод, пикирую в горящем самолете на поезд с пузатыми цистернами, цвету, поедаюсь червями, лечу, выпускаю смертельный яд и миллиарды икринок, взрываюсь – и застываю безжизненной пустотой еще до рождения всего. У меня нет ни глаз, ни ушей, ни тела, нет самого меня – но я слышу голос, говорящий без слов, без звука, без голоса. Информация, воспринимаемая на самом базовом уровне, на уровне атомов и субатомных частиц, бозонов, лептонов и андронов, уходящая дальше, глубже, в область сильных взаимодействий, в область кварков и антикварков. «Ты понимаешь?» – заботливо спрашивает голос без голоса. Я понимаю. Этот язык мне родной. «Это очень хорошо. Теперь дело за малым. Теперь я расскажу тебе этот мир. Я много раз пытался, но они не поняли меня. Они не говорили на моем языке, и ты видишь, что из этого вышло?»

* * *

Я открываю дверь и окидываю взглядом просторную комнату. Она напоминает школьную учительскую тюлевыми занавесками, чахлыми ободранными цветками в разномастных горшках и дешевой светлой мебелью. Едва я сую в нее нос, как навстречу выскакивает Дамиль и хватает меня в охапку.

– Эдру! Ну наконец-то! – вопит он, тиская меня, как тряпичную куклу. Я хлопаю его по спине, пытаясь из-за его плеча рассмотреть собравшихся.

Они все здесь. За ближним столом сидит Юргиз. Перед ним на аккуратно расстеленном желтом замшевом лоскуте лежит мизмаар-фаатат. Рядом стоит Гуллинка – с короткой стрижкой, в вытертых на коленях голубых джинсах и футболке с разноцветным принтом, она выглядит моложе своих тридцати. На низеньком диванчике у квадратного столика сидят Бениш и Дадиш. Бениш жует шоколадный кекс, и сахарная пудра сыплется на его брюки. Дадиш переливает колу из жестяной банки в высокий стакан, заполненный кубиками льда. Явир пристроился на подлокотнике дивана рядом с братьями. Динай сидит на низком кресле в углу, уткнувшись в цветной журнал. А прямо напротив двери, подперев подоконник, стоит Байган собственной персоной. В плотных темных брюках, голубую рубашке и жилете домашней вязки в широкую серую полоску он выглядит школьным учителем.

Байган улыбается и идет ко мне навстречу. Я выпутываюсь из объятий Дамиля.

– Привет, – говорит Байган.

Я стою, не понимая, как можно выразить бушующее во мне. Я несу внутри себя целый мир – и мгновение назад получил от него инструкцию.

– Привет, – только и говорю я.

В тот день Ленька наконец получила права. За ними пришлось почему-то ехать аж в Борск и возвращаться в самый час пик, с тремя пересадками. Последний кусок пути Ленька висела, изогнувшись каким-то диким крючком в переполненной маршрутке, между сизым вонючим дедом и толстой одышливой дамой, почти прижимаясь ухом к низкому холодному потолку. «Все, все, все, – думала тогда Ленька, сжимая в кармане вожделенный пластиковый прямоугольник, – это мой последний-распоследний раз, когда я еду на этом мерзком транспорте!» Ее смешная девчачья машинка вот-вот должна была приехать в автосалон, оставалось быстро-быстро доделать формальности. И это все как раз благодаря Наташке.

Они сидели, как обычно, вдвоем в пустой темной курилке под самой крышей. Ленька тогда жила на Троллейке и выезжала совсем рано, чтобы нормально сесть в маршрутку. Наташка к тому времени как раз заканчивала мыть полы и поднималась в курилку, в синем халате, с убранными в хвост волосами, с бисеринками пота на лбу.

– Знаешь что, – сказала Наташка как-то утром в ответ на обычные Ленькины жалобы, – задолбало меня твое нытье. Давно бы уже взяла да переехала поближе.

– Сдурела! – усмехнулась Ленька. – На какие шиши мне переезжать?

– Ну, тогда машину купи! – пожала плечами Наташка, выцарапывая из пачки сигарету.

– Ага, еще смешнее!

– Ну, посмейся давай, если смешно, – разрешила Наташка, затягиваясь. – Я тебе открою страшный секрет. Есть такое слово – кредит.

– Ага, с моими-то доходами!

– А что не так с твоими-то доходами? Давай, молодой специалист, подумай мозгом! У тебя белая зарплата, стаж будь здоров – да тебя любой банк с распростертыми примет.

– А жить мне на что?

– Ничего, поэкономишь – жрать меньше будешь, курить бросишь.

– Ну, а бензин, еще всякое такое?

– Да брось ты, боже мой. Ты на маршрутках на своих сколько в месяц тратишь? Я уже не говорю, что ты тряпка тряпкой приезжаешь после этих своих маршруток. Дома-то хоть раздеваешься – или сразу в койку падаешь?

– Тут ты точно угадала, – хохотнула Ленька. – Дома меня только на раздеться и хватает.

– Короче, давай, в обед вали в банк и попроси тамошних девок посчитать. А я тебя прикрою, если задержишься. И не ной больше по утрам мне про свои транспортные беды. А то я тебе про родственничков рассказывать буду, обрыдаешься.

– Молчу-молчу, – заторопилась Ленька. Родственнички у Наташки были – по ее же рассказам – ну совсем не подарок.

– Ты не просто молчи-молчи давай, а слушай, что тебе мудрая женщина говорит.

В конце концов Ленька так и сделала – Наташке только не сказала. Пусть, решила, будет сюрприз. Она прямо видела, как подъезжает к крыльцу на своей машине, лихо тормозит перед Наташкиным носом, как Наташка удивляется и радуется, и хвалит ее, Леньку – что не побоялась, что послушалась – и как потом они вместе едут в какой-нибудь большой магазин и накупают полную тележку жратвы, и ставят гору пакетов в багажник, и…

* * *

…Телефон трясся и вопил в кармане, а Ленька все никак не могла до него дотянутся. «Да и черт с ним, не время сейчас, – думала про себя Ленька. – Домой приеду и перезвоню всем – заодно и правами похвастаюсь. Но первым делом – Мишке и Наташке».

Сколько времени прошло, а Ленька все помнит эту переполненную маршрутку, затекший бок и надрывающийся в недоступном кармане телефон. Что было после – все куда-то пропало, стерлось, слиплось в мерзкий липкий ком, как карамельки в мокром чужом кармане. Кто тогда звонил, Ирка? Должно быть Ирка или Анечка, кто-то из них. Но дозвонилась точно Ирка. Когда дозвонилась? Вроде бы Ленька была уже дома, точно не в маршрутке и не на улице. Что сказала, какими словами? Ленька сколько раз пыталась вспомнить – почему-то это казалось важным, все вспомнить, восстановить, нанизать на острую стальную проволочку тугой внутренней боли – но ничего не вспоминалась. Да и дальше помнилось отрывками – вот она ревет, уткнувшись в шефов вечный вельветовый пиджак, пахнущий табаком и парфюмом, а шеф баюкает ее, как ребенка, похлопывает по спине и гудит «ну-ну-ну, детка, ну-ну-ну». Она тогда обревела всех – и шефов пиджак, и Мишкин колючий свитер, и Анечкины кружева. Весь мир превратился в сплошную череду баюкающих, нунунукающих, похлопывающих по спине. Помнится полный зал, и душный запах цветов, и родственнички – дебелая краснощекая Луизка, туго обтянутая черным, удивительно трезвый и тихий Колдырь с бегающими глазками, молчаливый выводок чьих-то прозрачных ребятишек, от которых одно только и помнится – почему-то желтая пластиковая лошадка; помнится свистящий сквозь зубы шепоток – чем же это она такой зал заслужила, мол, давеча зама хоронили и то скромнее, а тут ради непонятно кого расстарались, одних цветов поди на годовой бюджет – и как засуетились, зашикали отовсюду, дескать, молчи, дура, знаешь, чья она была? Дура не знала – и Ленька наравне с дурой не знала. Только у Леньки, в отличие от дуры, не было ни малейшего сомнения – когда доставала ледяными скрюченными пальцами провалившиеся через прореху в кармане монетки – чтобы наскрести на еще одну – двенадцатую – хищную вишневую розу на метровом колючем стебле, как осеклась конопатая щебетунья-цветочница, начавшая было «не ищите, ну зачем вам двенадцать, четное же число только…», взглянув на Ленькино лицо, рассыпалась торопливым «ох-простите-простите-простите…» Ленька отчетливо ощущала внутренним знанием, видела, что все вокруг пропиталось – не смертью, нет – не-жизнью, и весь мир стал неживой – но не как декорация или труп, а как убитый радиацией организм – еще не знающий о ней, но уже мертвый, мертвый. Ленька даже не задумывалась, почему так. Это уже потом, когда разбирали Наташкин стол в общей комнате, наткнулись на ту открытку – и как-то все сложилось, связалось – связалось с архивом, с пожелтевшими фотографиями на стенах, с непонятыми до сих пор заметками из полевых дневников Большого шефа.