Записки Обыкновенной Говорящей Лошади - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Черная cтр.№ 65

При этом Нина Сергеевна из «Радуги» знала толк в переводах: откровенной халтуры не допускала. Переводчики у нее работали быстро, четко и вполне грамотно.

Правда, иногда в руки попадались и любовные романы от издательств-однодневок. И тогда казалось, что сии произведения сварганены без всякого заграничного оригинала. Читая их, я думала то же самое, что думала о товарах на первых вещевых рынках в Москве. А именно: все эти рыночные лейблы – чистая подделка. И свитера, и брюки сработаны не в Южной Корее, тем паче не в Париже, а где-нибудь в Малаховке в бывших теневых артелях… Но сработаны, конечно, по западным лекалам.

А западные лекала любовных романов просто потрясающе умные, в отличие от самих романов, часто дурацких.

Что доказывается в романах? Доказывается, что скромная, невзрачная на первый взгляд девушка, бедная, но с добрым сердцем и хорошей фигурой, хотя и в дешевых платьицах, завоевывает самых замечательных их мужиков, с широкими плечами, длинными ногами, с густой шерстью на груди (!) и с пронзительными синими (карими) глазами. Кроме обязательных шерсти и длинных ног, лучшие самцы имеют массу денег, дома-дворцы с бассейнами и обслугой… А соревнующиеся с бедными девушками красавицы – актрисы, модели, модные манекенщицы и пронырливые журналистки – остаются с носом, напрасно охотясь за богатыми красавцами.

Кому нужна эта сладкая греза? Ну, прежде всего самим девушкам из бедных семей. Но не только им! Греза нужна обществу. Ибо общество защищается от слишком развязных, слишком наглых и беспринципных хищниц, которые готовы схватить всех богатых кавалеров-производителей…

Обществу нужны женщины, целомудренные, честные, чадолюбивые, мечтающие о брачных узах, а не о беспорядочных половых связях. Обществу нужны хорошие жены, а не потаскушки.

МУХА-МУХОЧКА

Муха – имя уменьшительное, довольно распространенное в XX веке. Мою Муху звали Мариной. Но и для меня, и для многих других она до старости оставалась Мухой. Так пусть будет Мухой и на этих страницах.

* * *

Муха, моя лучшая подруга, умерла в первые дни нового, 1987, года. Ей еще не было семидесяти, и она казалась вполне здоровой. Осенью отдыхала в санатории «Волжский утес» и, вернувшись в Москву, сказала мне: «Можешь гордиться своей подругой… Даже молодые ребята уже не купались. Вода в Волге была совсем холодная. Я одна купалась с лодки. Наплавалась вволю…»

1987 год, последний год жизни Мухи, был одним из самых отвратительных в истории Советской России. Все как-то замерло. И жизнь стала еще более невыносимой. Материально и морально. Карточки, правда, не вводили. Но работающим москвичам уже давали талоны на заказы в определенный продмаг. А в провинции, по слухам, продукты вообще исчезли из открытой продажи.

К власти пришел молодой Горбачев. Но после генсека Андропова, который все два года правления был при смерти, а особенно после Черненко, опять же полутрупа, к тому же самого бездарного и бесцветного «вождя» из брежневской команды, люди уже ни на что не надеялись.

Вовек не забуду, как Черненко показали в последний раз по ТВ в день очередных выборов.

…Небольшой зал, видимо в Кремлевской больнице – имитация избирательного участка – посередине урна для голосования. Поодаль несколько пожилых людей с озабоченными лицами. Не то помощники, не то врачи. Дверь открывается, и входит совсем уже дряхлый Черненко. Выглядит диковато. В пальто, надетом, как мне показалось, прямо на пижаму, и явно в домашней обуви. По-моему, в тапочках. Неверным шагом подходит к урне, опускает бюллетень, идет автоматом обратно к двери. Но на пороге оборачивается, делает неопределенный жест рукой, вроде машет на прощание и говорит слабым, страдальческим голосом: «Все хорошо…» Какой-то трагифарс.

Казалось, весь народ впал в летаргический полусон. И верхи и низы.

Я во всяком случае не помню в ту пору даже шевеления. А ведь после смерти Сталина ощущались не только шевеления, но и явные тектонические сдвиги: XX съезд, разоблачивший злодеяния сталинского режима; XXII съезд, продолжавший развенчание тирана и его наследников.

Даже в годы брежневщины ни на минуту не прекращалось шевеление-брожение. И не в одних умах, но и в реальной жизни.

Чего стоил один только журнал «Новый мир», возглавляемый Твардовским. Каждый номер этого ежемесячного журнала был для нас событием. Начать с того, что еще при Хрущеве «Новый мир» «дал путевку в жизнь» – выражение моей молодости – Солженицыну; напечатал его, быть может, самое сильное произведение «Один день Ивана Денисовича» и еще несколько рассказов-шедевров. Но и в пору брежневского застоя читатели «Нового мира» – а его читателями стала вся Россия – буквально в каждом номере знакомились с новыми значительными именами и с новой значительной литературой.

Годами ждешь автора, который поразит тебя, годами ждешь романа, повести, очерка, которые «тронут твое сердце», как сказал уже забытый немецкий писатель Генрих Бёлль. Ждешь и так и не дождешься. А в 1960-х при Брежневе в «Новом мире» напечатали и «Театральный роман» фактически запрещенного Булгакова, и «Люди, годы, жизнь» обруганного и оболганного Эренбурга. И «крамольные» книги таких еще неизвестных или малоизвестных авторов, как Федор Абрамов – роман «Две зимы и три лета», как Чингиз Айтматов – роман «Буранный полустанок» или «Созвездие Козлотура» Фазиля Искандера, как роман «Хранитель древностей» Домбровского, как городские повести Ю. Трифонова, как «Знак Ост» В. Семина, как повесть К. Воробьева «Мы убиты под Москвой» или повесть Василя Быкова «Мертвым не больно», как рассказы Шукшина, как «Районные будни» Дороша, как «деревенские очерки» Бориса Можаева, Черниченко, Стреляного, как блестящая публицистика М. Лившица.

Даже тогдашние передовые экономисты – Лисичкин, А. Бирман, Н. Петраков – пробились на страницы этого литературного журнала, что было в ту пору совершенно невероятно.

Наконец, «Новый мир» Твардовского воскресил традиции русской литературной критики XIX века, которая наряду с великой русской литературой формировала сознание людей. А ведь известно, что в 1940–1950-х годах место критиков Белинского, Добролюбова, Чернышевского, Писарева заняли «критики» уровня Ермилова – Кирпотина, а то и еще хуже. Перечислять талантливых критиков – авторов «Нового мира» – не стану. Скажу только, что многие литературоведческие работы В. Лакшина читались с не меньшим интересом, чем хорошая проза.

Да и самиздат не давал нам пасть духом. Кто не прочел тогда «Колымских рассказов» Шаламова? Или «Теркина на том свете» Твардовского? Или «Прогулки с Пушкиным» Синявского? Кто не прочел Буковского, Горенштейна, Владимова? Кто не прочел Амальрика? Или романы Солженицына «В круге первом» и «Раковый корпус»? Кто не подержал в руках листиков папиросной бумаги, на которых печаталась смертельно опасная «Хроника текущих событий»? Честное слово, не знаю, смогли бы прекрасные профессионалы из «Новой газеты» так же четко и умно формулировать факты протеста, о которых сообщалось на листках, как их формулировали безвестные смельчаки в «Хронике…».