Эльза нахмурилась, глядя на исписанные вдоль и поперек черновики. Проблема заключалась в том, как идентифицировать человека, на которого она хотела нацелить локатор.
Порция вернулась с вырванной страницей из атласа.
Девушка нагнулась над столом и поцокала языком.
– Я вижу, ты застряла, Эльза! Думаю, нам надо сделать перерыв. Хорошенько поесть и выспаться, а завтра посмотрим на все свежим взглядом.
– Но мы почти у цели! – возразила Эльза.
– Вернее сказать, что мы «почти на полпути», – поправила ее Порция. – Ты можешь быть неутомима, но я вообще не спала. Если ты не забыла, я работала в библиотеке до рассвета. И вообще, мы должны подождать ответа из Флоренции, прежде чем начнем гоняться за Гарибальди. Насколько мне известно, Орден уже вынашивает собственный план спасения твоей мамы.
Эльза прижала пальцы к вискам. Она устала, и Порция, конечно, права, волнуясь за ход их расследования. Ошибка может привести к неминуемой катастрофе – такова природа криптографии. Но не было никакого способа узнать, дошла ли телеграмма до Алека, или проверить, что он правильно интерпретировал сообщение.
Каждый проходящий час мог быть последним часом жизни Джуми.
Времени не было.
В итоге Порция отправилась спать, но не потушила газовую лампу в кабинете, чтобы Эльза еще могла поработать.
14
Я пришел к выводу, что крест гениальной идеи в том, что она может быть доказана.
Готфрид Лейбниц
Блеклая луна выглядывала из-за вуали облаков, но зеркально гладкая поверхность реки Арно сияла, как жидкое золото в свете, исходящем от газовых фонарей.
Лео увидел Розалинду, как только он приблизился к старому мосту. Женщина прислонилась к парапету: ее поза была немного неестественной и напряженной. Розалинда как будто слилась с каменным ограждением и превратилась в горгулью.
Когда Лео приблизился к Розалинде, она повернулась к нему и произнесла:
– Спасибо, что пришел.
Но разве были какие-то сомнения в том, что он не захочет с ней встречаться? Ему нужно с ней поговорить.
– После вчерашнего Порция просто рассвирепела. Вряд ли она когда-либо пригласит тебя в гости. Кроме того, сама понимаешь, что нам надо многое обсудить наедине и без свидетелей. Поэтому я здесь.
Розалинда кивнула. Ее глаза были тусклыми и печальными.
– Как дела?
Лео стиснул зубы.
– Нормально, – соврал он.
Она выдохнула через нос и слегка покачала головой, дескать, меня не проведешь, дорогой племянник.
– Я сделала несколько запросов. В кругах карбонариев ходят слухи, что твой отец приобрел весьма опасное оружие, которое создали, используя методы криптографии.
– Оружие, сделанное с помощью книг мира?
– Да. И это могло бы объяснить, почему Ричиотти понадобилось похитить маму твоей подруги. Если похититель – Ричиотти.
– Может быть, – сказал Лео. – Только… ты права.
– Насчет чего? Или кого?
– Арис. Он жив, и он вместе с отцом. Помогает ему в его делишках, – выдавил Лео: в горле внезапно запершило, словно он проглотил дольку лимона целиком.
Арис – эрудит, который уже в двенадцать лет умел с легкостью составлять криптографический текст любой сложности.
Зачем Ричиотти понадобилась Джуми, если Арис и так на его стороне?
– Ясно, – произнесла Розалинда. – Но, к моему великому сожалению, Лео, мы пока не располагаем всей информацией.
Рот Лео скривился в скорбной ухмылке. Розалинда была в своем духе. На каждый случай у нее готова отговорка. А теперь она, видимо, хочет играть в шпионские игры.
Но неопределенность действительно не может облегчить ситуацию.
Да, его отец и брат попали под власть начертанного оружия, которое являлось ересью во плоти – извращением математики – и воплощением всего, против чего выступал Орден.
Господи, как он сможет рассказать Порции об этом? Он и так долго темнил, умалчивая о своем прошлом. Вероятно, он уже подорвал ее доверие, хотя он, конечно, может попробовать поговорить с ней. Но, если честно, Лео предпочел бы молчать. Еще неизвестно, какова будет реакция Порции. А если она взбеленится и сообщит обо всем родителям, которые до сих пор находятся в штаб-квартире Ордена?
– Что же делать? – робко спросил Лео. – У тебя есть связи…
Розалинда надулась от обиды и разочарования.
– Ты в курсе, что карбонарии не имеют права принимать участие в делах Паццереллонов без официального приглашения Ордена. Я нарушила правила и зашла слишком далеко только для того, чтобы предоставить тебе сведения о твоем отце.
– Да, и спасибо тебе за это, – язвительно произнес Лео. – Но карбонарии открыто протестовали против двух правительств – Папских Государств и обеих Сицилий! Они не могли позволить себе нажить врагов в Сардинии. Особенно столь могущественных, как Паццереллоны.
– Ричиотти не так умен, как думает. Ты найдешь его. Но я больше ничем не смогу тебе помочь, – призналась Розалинда, сжав пальцами холодные каменные перила парапета.
– Но ты продолжала обучать меня даже после пожара! Все было устроено для того, чтобы подготовить меня к борьбе, да? – Лео опустил голову, избегая взгляда Розалинды. – Я угадал?
Розалинда взяла его за подбородок. Никому, кроме Розалинды, Лео не разрешал трогать себя таким фамильярным образом.
Розалинда оценивающе и сурово посмотрела на племянника.
– Из тебя бы получился отличный агент, Лео. Наверное, лучший из тех, которых я подготовила для карбонариев. Но я обучала тебя не для них.
– Я бы помог, ты знаешь, – прошептал он хрипло. – Я бы сражался за тебя, Розалинда.
– У тебя уже есть поле битвы и война, которую нужно выиграть. – Розалинда обняла Лео за шею и притянула к себе, заключив в крепкие объятия.
Лео остолбенел, сбитый с толку ее внезапной нежностью.
Розалинда никогда не была склонна к выражению материнских чувств – в отличие от Джии Пизано. Розалинда всегда заботилась о нем, как учитель печется о своем ученике, но Лео и представить не мог, что тетка испытывает к нему родительскую привязанность.
Розалинда отстранилась, смотря ему прямо в глаза, и погладила Лео своей огрубевшей мозолистой рукой.
– Ты победишь, Лео. Ты – сильнее и быстрее, чем твой отец и Арис, вместе взятые.
Лео уставился на нее. Взор Розалинды был острым, как у ястреба. Морщинки на ее лбу свидетельствовали, скорее, о жизненном опыте, нежели о страданиях.
Могло ли быть так, что эта несентиментальная женщина любила его, в то время как собственный отец считал родного сына недостойным любви?