Я смотрела на Салима и видела подростка, который связал мне руки. В нос мне ударил горьковатый запах пива – так пахло у него изо рта. Мне захотелось развернуться и убежать прочь, домой, к папе. Подойти к Салиму у меня не хватало смелости. «Это скверная затея», – твердил голос в моей голове. Но я обещала себе побороть страх и заговорить с Салимом. Только так мы сможем избавиться от Мукты. Я быстро вытащила из рюкзака записную книжку, прямо посреди улицы, потом, не обращая внимания на острые камешки, впившиеся в кожу, опустилась на колени и вырвала чистую страницу. Торопливо написав первое, что пришло в голову, и ругая себя за то, что не предусмотрела этого раньше, я сунула листок в конверт и положила туда же двести рупий. От пота моя школьная форма насквозь промокла, а сама я смотрела на Салима и не знала, как к нему подойти.
Ждала я долго: вслушивалась в бездумный гогот парней, наблюдала, как прохожие тащат полные продуктов сумки, как разгружаются возле магазинов фургоны. День превратился в вечер, люди спешили с работы по домам, машин на улицах стало меньше. Карманные деньги, которые я откладывала годами, лежали у меня в рюкзаке, словно дразня и издеваясь. На секунду я представила, чем бы мы сейчас занимались, будь я дома. Я представила, как Мукта готовит для папы чай, а папа отхлебывает из стакана. Не убеги я сегодня из школы, сейчас был бы самый обычный вечер.
Если бы тот маленький попрошайка не подошел ко мне, я бы вернулась домой. Но тут вдруг он вырос передо мной: ноги грязные, одежда изодрана в клочья, на лице дорожки от слез. Мне достаточно было взглянуть на него, чтобы понять – это мой шанс. Я сунула руку в сумку и вытащила пятьдесят рупий. Он уставился на купюру и протянул руку, после чего поднял на меня изумленные глаза.
– Получишь деньги, если передашь этот конверт вон тому человеку. – Я показала на Салима.
Попрошайка выхватил конверт у меня из рук и побежал к нему. Я отошла на безопасное расстояние: если Салим вздумает броситься на меня, я успею выскочить на улицу, а на глазах у прохожих нападать на меня он не станет.
Попрошайка подергал Салима за рукав и, протянув ему конверт, показал на меня, после чего перебежал дорогу и исчез. Салим уставился на конверт, потом перевел взгляд на меня и открыл конверт. Он развернул записку, и деньги упали на землю, но даже в тот момент я не осознавала всей жестокости моего поступка. В записке было три строчки – в них уместилось все, что занимало тогда мои мысли. «Увези девочку, которая живет с нами, в ее родную деревню. Там ей будет лучше. Я заплачу тебе даже больше, чем попросишь».
Салим расхохотался и прочел записку вслух своим друзьям. Те тоже рассмеялись. Он наклонился, поднял деньги, засунул их в задний карман и двинулся ко мне, заорав:
– Я что, должен слушаться сопливую девчонку?!
Он смял записку и отшвырнул в сторону, в канаву. Я развернулась и со всех ног побежала прочь, вытирая слезы рукавом школьного платья. Улица вокруг меня словно поплыла.
Когда я добралась до дома, папа беспокойно расхаживал по лестничной площадке.
– Ты где была?! – заорал он. – Я звонил в школу и уже собирался полицию вызвать! Мало мне того, что твоя мама умерла, так и ты еще меня изводишь?
Сердце у меня колотилось, а дыхание обжигало гортань. Ответа папа дожидаться не стал, он развернулся и скрылся у себя в комнате, оглушительно хлопнув дверью. В тот вечер он даже ужинать не вышел.
– У тебя все в порядке? – спросила Мукта.
Наверное, вид у меня был жалкий: когда я бежала, то два раза упала и сильно разбила колени. Я не ответила. Мукта подала мне стакан воды и протерла ссадины антисептиком. Она принесла ужин мне в комнату и присела на кровать.
– Знаю, ты думаешь, это я во всем виновата, но я не хотела, чтобы мемсагиб пошла туда одна. Я и правда думала, что тебе надо поговорить со мной, вот и придумала предлог. Без твоего разрешения я бы ни за что так не поступила.
Обвинения уже готовы были сорваться у меня с языка, но я набила рот едой. Чести много – еще разговаривать с ней, так я решила.
Мукта выключила свет, а я лежала в кровати, прокручивая в голове сцену, как Салим смял мою записку и швырнул в канаву. Моя последняя надежда рухнула. Внезапно на пороге появилась Мукта.
– Я буду спать здесь – на всякий случай. – И она расстелила на полу простыню.
Раньше я обожала, когда Мукта спала рядом, и ей тоже нравилось проводить ночь не в тесной кладовке, а на полу рядом с моей кроватью. Конечно, ааи была от этого не в восторге и пыталась отучить меня, но тщетно.
Я подумала про ааи – как же ей хотелось, чтобы я слушалась ее! Теперь, когда я и близко не подпускала к себе Мукту, ааи гордилась бы мной. Я пробурчала, чтобы Мукта убиралась и больше никогда не совалась ко мне в комнату, а затем повернулась к ней спиной. Однако она сделала вид, будто не слышит, и калачиком свернулась на полу. Наверное, ей казалось, что она нужна мне, но ее неповиновение вывело меня из себя. Я спрыгнула с кровати, подскочила к двери и, включив свет, заорала:
– Сказала же – не хочу тебя больше тут видеть!
Она похлопала по полу, приглашая меня присесть и разделить с ней мои страдания. Переполнявшее меня раздражение выплеснулось наконец наружу.
– Вот бы сегодня ночью тебя дьявол забрал! Я ему даже дверь открою. – Я бросилась к двери и повернула ключ. – Чтоб я тебя больше никогда тут не видела. Чтоб ты в аду горела! – Выключив свет, я запрыгнула в постель и с головой укрылась одеялом.
Мои слова повисли в воздухе, похожие на ржавчину, разъедающую нашу дружбу. Тусклый отсвет падал на лицо Мукты. Она сидела рядом, с отчаянием в глазах глядя на меня, но в ту ночь я о своих словах не жалела.
Несмотря на приказ, Мукта не ушла. Помню, мне и правда было спокойнее, оттого что она рядом. Потом, намного позже, я поняла, насколько нуждалась в ней в те дни, но тогда мне хотелось лишь избавиться от нее.
Посреди ночи я отчего-то проснулась – не помню отчего. Что разбудило меня – порыв ветра или шорох занавесок? Я лежала с закрытыми глазами, но учуяла запах опасности – кислый алкогольный смрад. Сперва почудилось, будто мне снятся папа с дядей Анупамом: они сидят на балконе, смеются и пьют виски. Но, открыв глаза, я увидела возле моей кровати незнакомого мужчину и поняла, что это от него разит спиртным. Свет в комнату почти не проникал, но Мукту я разглядела – она сидела на полу, прижавшись к шкафу, и в ужасе смотрела на незнакомца. Его тень темным пятном двигалась по комнате, и от этого меня бросило в дрожь. Он был в маске, но я видела, как глаза его обшаривают комнату. «Это мне снится». Опустившись на колени рядом с Муктой, он заклеил ей рот пластырем и связал за спиной руки. «Сейчас я проснусь».
Но проснуться не получалось, потому что я не спала. Мукта вывернулась и попыталась оттолкнуть его. Помню, я попробовала встать – хотела помочь ей, – но тело не слушалось. Я открыла рот, но не смогла произнести ни звука. По щекам Мукты потекли слезы. Мокрыми дорожками они сползали по пластырю, капали с подбородка. Мукта силилась кричать, однако крики выходили сдавленные и тихие. И тогда я вдруг поняла: Салим, это Салим, кто же еще? Он подхватил Мукту на руки и, перекинув через плечо, отвернулся. Я в последний раз увидела ее лицо, ее глаза, полные страха, боли и недоумения. Но лучше всего я запомнила – и никогда не забуду, – с какой надеждой она смотрела на меня, уверенная, что у меня хватит храбрости спасти ее. У меня, у той, которая в своем желании избавиться от Мукты не побрезговала помощью Салима.