* * *
Посвящается памяти моего отца, моему чудесному мужу Самиру
и, конечно, девушкам, подобным Мукте, –
пусть у каждой из вас будет друг, готовый вывести вас из тьмы
Глава 1
ТАРА
Мумбаи, Индия. Июнь 2004
Воспоминания о той ночи накатывают океанской волной и тянут меня за собой. Кислый вкус темноты и всхлипы, словно эхо из бездонной шахты. Я так долго старалась избавиться от них, но не учла, что места тоже обладают памятью. Стоя на полутемной площадке возле квартиры, в которой выросла, я пыталась отпереть дверь. Ключи выскользнули из рук и со звоном упали на пол. Все оказалось сложнее, чем я думала. «Вдохни поглубже – и храбрости прибавится», – говорил мне в детстве папа. Сейчас же мне было двадцать пять, я стояла перед запертой дверью и снова чувствовала себя ребенком.
Подняв ключи, я сделала еще одну попытку. Потом толкнула двери, и они заскрипели. В квартире было сумрачно. Там, снаружи, раскаты грома сотрясали небо, а по крышам барабанил дождь. Сиротливое солнечное пятно замерло на мебели, покрытой многолетней пылью. Я застыла посреди заброшенной комнаты, глядя на паутину в углах моего бывшего дома. Включив свет, я провела рукой по пыльному письменному столу. «Это всего лишь квартира», – убеждала я себя. Но в ней осталось столько связанных с детством вещей – мой письменный стол, за которым папа учил меня читать, и диван, где мы сидели всей семьей перед телевизором.
В спальне стояла моя кровать – тщательно заправленная, какой я ее оставила. Я слышала наш смех, вдыхала запах детства – запах приготовленной ааи
[1] еды, которой она с такой любовью кормила меня, – цветочное благоухание шафрана в пулао
[2], дал
[3] с куркумой, сладкий аромат расгуллы
[4]. Нет, конечно, все эти ароматы давно уже выветрились, оставив лишь затхлый душок запертых комнат и похороненных секретов.
Я отдернула занавески, выпустив облачко пыли. За окном лил дождь, и капли покачивались в колыбелях листьев. На улице все было таким же, как одиннадцать лет назад, когда мы с папой уехали отсюда в Лос-Анджелес, – гудящие и сигналящие машины, рикши, лай бродячих собак, трущобы вдали. Чемоданы я оставила у порога. Сейчас, глядя в окно, я поняла, почему папа никогда не делал попыток ни продать, ни сдать эту квартиру. Уже одиннадцать лет наш дом был в Америке, но папа надеялся когда-нибудь вернуться сюда и отправиться на поиски Мукты. Ведь, в конце концов, именно отсюда ее похитили.
Говорят, время лечит любые раны. Я в это не верю. Годы проходят, и я с удивлением замечаю, как самые невинные мелочи воскрешают воспоминания о тех ужасных временах или как моменты, которые изо всех сил стараешься забыть, навсегда врезаются в память.
В тот день я вышла из квартиры, твердо решив отыскать ответы. Таксисты выстроились в очередь – каждый ждал, надеялся, умолял сесть к нему в машину. Есть в этом городе нечто, чего мне никогда не забыть. Я вижу, чувствую, слышу это повсюду – застывшие на человеческих лицах мечты, запах пота и грязи, гул хаоса в воздухе. Это случилось здесь – стены обрушились, машины смело с дороги, осколки стекла пронзили наши жизни, а наши близкие превратились в воспоминания. Я остановилась, перед глазами появилась ожидающая меня где-то ааи. Она взяла меня на руки, и ее подведенные глаза наполнились слезами. Пока взрывы не забрали ее, все было иначе.
– Мадам, я везти вас, куда вы пожелать, – выкрикнул какой-то таксист.
– Нет, нет, сюда! – замахал руками другой.
Я кивнула одному из таксистов, и тот торопливо уселся за руль. Когда я залезла в машину, заморосило, влага висела в воздухе.
– Отвезите меня в отделение полиции в Дадаре, – сказала я.
– Мадам из-за границы? Это понимать, потому что вы так говорить. Я отвезти вас в самый наилучший отель в Мумбаи. Вы…
– Отвезите меня в полицию, – строго повторила я.
Больше водитель ничего не говорил и только мычал, подпевая едва не разрывавшим динамики болливудским песням. Копавшиеся в мусоре обитатели трущоб и уличная ребятня бросали свои занятия и бежали за машиной. Несмотря на морось, город накрывала волна зноя, а ветер пах гарью, карри и нечистотами. Пешеходы по-прежнему разгуливали в опасной близости от проезжей части, рядом что-то бубнили рикши, а побирушки, прося милостыню, стучали мне в окно. На тротуарах, как и раньше, сидели нищие, чья крыша над головой была простым куском брезента, женщины громко торговались с рыночными лоточниками, а мужчины с отсутствующим видом слонялись по улице. На стенах над ними пестрели болливудские плакаты с рекламой новых фильмов.
По этим улицам папа водил меня в детстве гулять. Однажды ааи взяла меня с собой на базар, где я, по ее примеру, пыталась торговаться. Этой же дорогой мы с Муктой и папой ездили на такси в Азиатскую библиотеку. С каким восторгом я показывала Мукте море и сад, знакомила ее с моим миром. Сколько раз она несла мой рюкзак, провожая меня в школу, или сидела рядом на скамейке в парке, прихлебывая ледяной гола
[5]. Сейчас, сидя на заднем сиденье такси, я чувствовала, как желудок сжался в комок. От этих воспоминаний я словно оцепенела: дыхание перехватило, совершенное мною преступление душило меня. Я наклонилась к окну и постаралась вдохнуть.
– Мадам, вот полиция, – сказал водитель, сбавив ход.
Когда такси остановилось, мелкий дождь уже превратился в настоящий ливень, и дворники яростно терлись о лобовое стекло. Выйдя, я оказалась по колено в луже. По зонтику забарабанил дождь. Я расплатилась с таксистом. Чуть поодаль, возле мусорных баков, дети в дождевиках с визгом плескали друг в дружку грязной водой.
В знакомом участке я уселась на скамейку в углу и положила сумку на колени. Одиннадцать лет назад мы с папой просиживали тут часами, силясь понять и осмыслить случившееся. Сейчас, среди людей в очереди, я мечтала, чтобы папа сидел рядом. В каком-то смысле он и сейчас был со мной: в сумке лежала урна с его пеплом. Исполняя последнюю волю отца, я привезла сюда его прах, чтобы развеять над Гангом.
Рядом располагался стол, заваленный документами, из-за которых выглядывала макушка полицейского, а позади первого еще один стол, за ним тоже сидел дежурный. Он вел прием посетителей, выслушивал жалобы и делал пометки. Их третий коллега устроился в кресле неподалеку, уткнувшись в газету. Быстро просеменив мимо меня, чайвалла, разносчик масала-чая
[6], расставил по столам стаканы с бурой жидкостью. Снаружи донесся вой сирен, и полицейские втащили в отделение двоих мужчин в наручниках.