Я лежала, зажмурившись. Долго ли – не знаю, время застыло, на лбу у меня выступила испарина. Когда я открыла глаза, комната выглядела так, словно ничего не произошло. Я огляделась, убеждая себя, что Мукта по-прежнему спит на полу и что я все напридумывала. В голове одна за другой мелькали картинки случившегося, и я бросилась в кладовку, надеясь увидеть Мукту там. Но кладовка опустела, как и мое сердце.
Той ночью я не стала будить папу, а вместо этого уселась в кладовке на пол и принялась ждать, пока кто-нибудь не избавит меня от этого дурного сна. Наверное, входную дверь похититель оставил открытой, потому что всю ночь, дожидаясь рассвета, я слушала ее скрип и чувствовала сквозняк. Позже я пожалела, что не разбудила папу или, по крайней мере, не закричала, – так у нас было бы больше шансов остановить похитителя. Боялась ли я? Или не желала ничего предпринимать, потому что и впрямь хотела избавиться от Мукты? Долгие годы я вспоминала события той ночи, обдумывала, анализировала, но ответа не нашла.
Наутро папа несколько раз позвал меня, его голос эхом прокатился по нашей квартире, а немного позже папа обнаружил меня сидящей на полу в кладовке. Помню его взгляд – папа остановился на пороге и заглянул внутрь, в глазах тревога. Я поднялась и бросилась ему на шею, рыдая и пытаясь рассказать обо всем. Папа крепко обнимал меня и гладил по голове.
– Ш-ш-ш… все хорошо, не надо, потом расскажешь.
Позже мы сидели в очереди в полиции, и папа сжимал мои трясущиеся руки. Солнце пробивалось сквозь зарешеченное окно. Я видела, что папа беспокоится за меня, и понимала – в последнее время мне не хватало именно этого. С тех пор как умерла ааи, подобных моментов у нас не было, и теперь стало ясно, почему я так хотела, чтобы Мукта исчезла из нашего дома. Если уйдет та, что приносит несчастье, то все наладится и, хотя я всегда буду скучать по ааи, папа начнет относиться ко мне, как прежде, – так я думала. Чувство вины пронзило сердце, но я решила никому не рассказывать о том, что на самом деле произошло ночью. Расскажи я полицейским правду – и они доберутся до Салима, а может, и до меня. И тогда папа узнает о коварстве своей дочери, которой захотелось вычеркнуть из их жизни несчастную деревенскую девочку. Поэтому я хорошенько продумала, что именно расскажу в полиции. Скажу, что вообще ничего не помню, а если привяжутся, придумаю что-нибудь.
– Зря я тебя сюда притащил… – повторял папа, стискивая мои пальцы. Было лето, но папины руки оказались холодными.
Мы долго там просидели. Семейная пара перед нами жаловалась на то, что их кто-то преследует, и дежурный все записывал и записывал за ними. Наконец очередь дошла до нас, и мы уселись перед столом.
– Что случилось? – поинтересовался дежурный.
– Ночью кто-то вломился к нам в дом, – ответил папа.
Полицейский слегка подался вперед.
– Преступник похитил девочку… которая жила с нами. Он…
– Что за девочка? – спросил полицейский.
– Она была сиротой, мы взяли ее из деревни. И она жила с нами.
– Значит, вашу служанку! Да, видал я таких, как вы, – привозят из деревни девочек и превращают их в прислугу. А сейчас хотите оставить заявление о похищении служанки? Что вы с ней сделали? – Брови у полицейского сошлись на переносице.
– Служанкой она не была. По дому помогала, это правда, но не более того.
– Ясно. То есть она училась в той же школе, что и ваша дочь? И ваша дочь делала по дому столько же, сколько эта девочка? Кого вы пытаетесь обмануть?
От гнева щеки у папы покраснели, он отодвинул стул и вскочил.
– Позовите вашего начальника! – громовым голосом потребовал он, и гам вокруг моментально стих.
Дверь одного из кабинетов открылась, и вышедший оттуда офицер полиции посмотрел на дежурного:
– Что здесь происходит?
Его форма отличалась от других, и это придавало ему важности. Сидевший перед нами дежурный вскочил и заторопился к начальнику.
– Этот человек хочет оставить заявление о похищении. Похитили деревенскую девочку, – громко сказал он.
Офицер перевел взгляд на папу.
– Я инспектор Чаван, – представился он, после чего пригласил нас пройти к нему в кабинет и предложил присесть. – Чем могу быть полезен? – спросил он с искренним интересом.
Выглядел он суровым, и я испугалась, что собьюсь и расскажу все так, как оно на самом деле и было, но тут папа заговорил:
– Сегодня ночью из нашей квартиры похитили девочку. Какой-то мужчина влез в…
– Хм… Он украл еще что-нибудь?
Папа задумался.
– Я не проверял. А девочка спала в комнате моей дочери.
– Ты видела этого мужчину?
– Моя дочь проснулась и…
– Я спросил ее. – Инспектор посмотрел на меня.
Его глаза испугали меня, и я, запинаясь, пробормотала:
– Я… я почти не разглядела…
– Ясно. А не помнишь, какого он был роста? И как выглядел? Хотя бы что-то – нам любые сведения могут пригодиться.
Я опустила глаза и покачала головой.
– Моя дочь… для нее это сильное потрясение. Возможно, через пару дней она что-то вспомнит. – Папа глядел на меня так, словно где-то в глубине моего сознания хранился ключик от всех его несчастий.
– Хорошо, – инспектор вздохнул, – я зайду к вам через несколько дней.
Из кабинета инспектора я вышла, держа папу за руку и не зная, куда заведет меня мое вранье.
Инспектор постучался к нам в дверь спустя два дня. Этого я не ожидала. Недавно Мина-джи говорила кому-то, что разыскивать таких детей никто не станет. Но когда я открыла, на пороге, широко улыбаясь, стоял инспектор.
– Здравствуй, Тара, – сказал он, постукивая по полу латхи.
Позади маячил дежурный. Пригласив их войти, я машинально крикнула, чтобы Мукта сделала чай. Это вышло у меня по привычке. Пустая кухня за спиной откликнулась эхом, а ложки на подставке зазвенели от сквозняка.
– Твой папа дома? – спросил инспектор.
– Да, да, я здесь, отлично, что вы пришли! – раздался папин голос.
Пожав инспектору руку, он усадил его на диван и попросил меня принести ему стакан воды. Когда я вернулась, инспектор уже осматривал нашу квартиру. Папа открыл дверь в мою комнату, а инспектор остановился на пороге и заглянул внутрь.
– Где она спала?
– Вот тут, рядом с Тарой. – Папа показал на пол возле моей кровати.
Инспектор повернулся ко мне:
– Ну что ж, малышка, расскажи нам обо всем, что запомнила.
– Я буду весьма признателен, если вы не станете ее в это втягивать. Она недавно потеряла мать, и мне кажется, она не готова к…
– Понимаю, но без нее нам не обойтись. Она единственная свидетельница.