Имя Зверя. Ересиарх. История жизни Франсуа Вийона, или Деяния поэта и убийцы - читать онлайн книгу. Автор: Яцек Комуда cтр.№ 116

Женщины безропотно дали усадить себя в фургон. Две из них судорожно обнимали своих деток, третья вела себя безвольно, словно тряпичная кукла, но не плакала и, к счастью, не доставляла проблем. Хуже обстояло дело с женой корчмаря, которая подняла вопль при виде тела мужа, и Вийону пришлось силой оттаскивать ее от трупа. Потом она хотела войти в пылающий зал, чтобы забрать кое-какие вещи, но поэт бесцеремонно усадил ее в фургон, а Мендель придержал и прикрыл конской попоной.

Кершкорфф не остался в трактире, как грозился. Когда среди треска пламени он вскакивал в фургон, то опередил Вийона, оттолкнул Менделя и едва не затоптал женщин. Естественно, занял место впереди, схватил вожжи, крикнул на перепуганного, пляшущего между оглоблями и встающего на дыбы коня, который гораздо сильнее, чем стригонов, боялся пламени, дыма и вони пожара, что охватил уже весь зал.

Доброгост отвалил балки, блокирующие двери. Его скакун первым ударил копытами в створки, с шумом выломал их и вывалился наружу. О чудо – на этот раз они не натолкнулись на плотную толпу мертвяков. Напротив, стригоны отступали от пылающей корчмы, расходились в стороны, словно опасаясь пламени.

– Йа-а-аха-а-а!

Фургон покатил по грязи и камням вслед за рыцарями. Под грохот колес они вырвались на улицу. Вийон выхватил вожжи из рук Кершкорффа, который управлял животным, словно пьяный возница – дорогой, которая, после пятого жбана пива, вдруг делается неровной, будто змея.

Они вырвались в сумрак, покатились по мостовой, свернули в сторону главных ворот Саарсбурга. Ян из Дыдни крикнул предупредительно, вытянул руку, подавая знак, чтобы они остановились. Вийон натянул вожжи и остановил ошалевшего от страха коня, продолжавшего грызть удила, ржать и визжать, бить копытами по уличной грязи.

Проезд впереди перегородило море стригонов. Огромная плотная толпа их направлялась к повозке и рыцарям с такими стонами, хрипами и воем, словно погубленные их души чуяли уже приближение Последнего суда. Целые ручейки – да что там, реки! – бредущих, подтягивая ноги, уродливых фигур выныривали из ворот, дверей и переулков города.

Ян из Дыдни добрался до повозки, запряженной вспененными скакунами, протянул руку поэту.

– Копья! – рыкнул. – Подайте нам наши копья, чтоб их всех дьяволы побрали.

Вийон сунул руку на самое дно повозки, где между свертков и узелков женщин лежали длинные, увенчанные флажками, окованные на конце железом жерди. Поддел одну из них, крикнул иудею, чтобы убрал с копий ноги, с усилием поднял древко и подал его рыцарю. Ян из Дыдни перебросил его Марчину, протянул руку за следующим.

– Пробиваемся! – крикнул. – Двигайтесь за нами! Пусть нам Бог помогает!

Они встали на миг плечом к плечу с Марчином, а потом поскакали, сопровождаемые Доброгостом и Жвикулисом. Наконечники копий опустились вниз, флажки затрепетали на ветру… А потом они ворвались как буря в серую стену мерзких плебейских тел.

– Бей-убивай!

– На немца!

Удар бронированных рыцарских лошадей был посильнее удара осадного тарана. Разъяренные кони вломились в толпу плебеев, проложили длинную просеку в гуще врагов, означив свой путь трепещущими, стонущими останками стригонов, вбитыми копытами скакунов в грязь и навоз, словно посеревшие лохмотья – в гнойное тело нищего. Копья прошили три-четыре тела, треснули со зловещим звуком, когда рыцари подняли их вверх. Ян из Дыдни схватился за рукоять бастарда, размахнулся, ударил слева, развалив на куски плебейскую башку. Доброгост послал стрелу прямо в глаз достойной матроне, которая цеплялась за нагрудник его коня, Марчин отрубил голову, руку и рассек напополам плечо вместе с ладонью, держащей суковатое дубье.

– Скажи-ка: чечевица мелом мелет блин! – крикнул. – То-то же! На здоровье, пан немец!

Вийон ударил коня кнутом. Фургон покатился к воротам.

– Стрелять, чтоб вас черти взяли!

Кершкорфф и Мендель выпалили с двух сторон повозки: первый – опирая крюк гаковницы о высокий борт, второй – с плеча, из фитильной рушницы, принесенной Вийоном. Обезумевший конь понес их вслед за рыцарскими скакунами, ворвался в толпу стригонов, разбрасывая мертвых, что перли к высоким бортам с яростью, каковую выказывали разве что верные, давясь за причастием к епископу… Какой-то стригон схватился руками за доски у козлов повозки, подтянулся с воем, но Вийон, держа вожжи левой рукой, схватил корд и рубанул его с размаху в голову. Не пробил череп – клинок только распорол его. В панике поэт ткнул в глазницу, провернул так, что клинок хрустнул, скребя по кости. Стригон завыл, обмяк, свалился под окованное железом колесо. Вийон почувствовал, как затрясся фургон, конь замедлился на миг, поэтому он махнул кнутом, пуская скотинку в галоп, стремительно погоняя к воротам. Мендель ударил железным стволом рушницы вомпера, вцепившегося в задние жерди повозки.

Гнали быстро, как только могли, но все равно все больше отставали от рыцарей, пробивавших им дорогу сквозь толпу. Стригоны цеплялись за борта, падали под конские копыта, хватали за выступавшие оси. Вийон как обезумевший лупил животинку батогом, чтобы заставить ее бежать быстрее.

Вспененный, окровавленный конь нес их мрачным ущельем улицы все ближе к распахнутой глотке огненного дракона последнего апокалипсиса, в которую превратились улицы Саарсбурга, в глотку, что выплюнула их прямиком на дорогу к Нагышбене, где ждали их воля, свобода и холодный ветер, веющий с гор.

Еще пятьсот футов, еще четыреста…

Вдруг что-то свалилось сверху прямо на хребет лошади, черная фигура слетела с крыши, а может, с последнего этажа деревянного дома. Скользнула по крупу, но не упала под копыта, последним усилием вгрызлась в спину животного, разодрала когтями его бок, вцепилась в плоть, словно адская тварь, вожделеющая свежей крови…

Конь взвизгнул, понес, и в тот же миг что-то рухнуло на спину Вийону, жуткая тяжесть навалилась на него как гром среди ясного неба. Поэт выпустил вожжи, ударился головой о борт повозки, дернулся, встал на колени, слыша тихое постанывание у своего уха…

Стригон! Стригон свалился на повозку рядом с ним. На четвереньках подскочил к Кершкорффу, но Вийон пнул его с размаху в бок, ухватился за корд, рубанул несколько раз, и тогда одержимец прыгнул на него, вцепился в поэта, царапая и деря его робу. Вийон свалился на повозку, упал на круглые жерди копий, меж вопящими женщинами; вомпер с воем набросился на него сверху, поэт пнул его в грудь, захрипел, придушенный и сдавленный врагом.

– Во… жжи, – выдохнул, чувствуя, как обезумевший конь несет их по мостовой, а фургон трясется и подпрыгивает на выбоинах. – Дер… жите… На по… мощь…

Они не поняли. Стригон вцепился в него как репей в собачий хвост, придавил невыносимой тяжестью, опуская разверстые жадные зубы низко, к самому лицу поэта. Вийон знал, что случится с ним, если он допустит, чтоб массивные челюсти сомкнулись на его теле. Он не хотел повторять судьбу Юргена. Не собирался становиться еще одной каплей в море стригонов, безумствующих нынче в городе.