Некоторые люди могут посмеяться над идеей о том, что такую «трудную и реальную» проблему можно легко решить или что трудноизлечимая депрессия, такая как у Фрэн, может резко сдвинуться с мертвой точки в ответ на такое простое вмешательство. Однако Фрэн действительно сообщила о полном исчезновении неприятных чувств и сказала в конце сессии, что чувствует себя лучше, чем последние несколько лет. Чтобы поддерживать этот результат, ей, очевидно, потребуется последовательно прилагать усилия в течение определенного периода времени и изменить свою модель мышления, преодолев вредную привычку плести сложную ментальную паутину и самой в нее попадаться.
Потеря работы
Большинство людей считают угрозу потери работы или средств к существованию настолько сильным эмоциональным ударом, что он может лишить их дееспособности. Причина этому — широко распространенная в западной культуре идея, что личная ценность и способность к счастью напрямую связаны с профессиональным успехом. Учитывая эту систему ценностей, кажется очевидным и реалистичным ожидать, что эмоциональная депрессия неизбежно будет связана с финансовыми потерями, неудачами в карьере или банкротством.
Если именно так вы и считаете, я думаю, вам будет интересен случай Хэла. Хэл — привлекательный 45-летний отец троих детей, который проработал 17 лет с отцом своей жены в успешной торговой фирме. За три года до того, как его направили ко мне на лечение, между Хэлом и его тестем возник ряд споров об управлении фирмой. В порыве гнева Хэл подал в отставку, тем самым отказавшись от своей доли в компании. В течение следующих трех лет он менял одну работу за другой, но подходящую так и не нашел. Казалось, он ни в чем не мог преуспеть и стал считать себя неудачником. Его жена начала работать на полную ставку, чтобы свести концы с концами, и это усилило чувство унижения Хэла, ведь он всегда гордился своей ролью кормильца семьи. Шли месяцы и годы, его финансовое положение ухудшалось, а депрессивное состояние нарастало, поскольку его самооценка достигла дна.
Когда я впервые встретился с Хэлом, он три месяца работал стажером в компании, занимающейся продажей недвижимости. Он сдал несколько зданий в аренду, но не совершил ни одной продажи. Поскольку он работал в первую очередь за проценты от продаж, его доход в течение этого периода был довольно низким. Хэл страдал от депрессии и прокрастинации. Он целыми днями лежал в постели, думая: «Какая от этого польза? Я просто неудачник. Нет смысла работать. Валяться в постели — не так болезненно».
Хэл согласился быть добровольцем и разрешить интернам психиатрического отделения во время обучения в Пенсильванском университете наблюдать одну из наших терапевтических сессий через одностороннее зеркало. Во время этой сессии Хэл описал разговор в раздевалке своего клуба. Обеспеченный друг рассказал о своей заинтересованности в покупке конкретного здания. Вы могли бы подумать, что Хэл подпрыгнул от радости, узнав об этом, ведь комиссия от такой продажи помогла бы продвижению в карьере, придала уверенности и пополнила банковский счет. Вместо того чтобы схватиться за полезный контакт, Хэл медлил несколько недель. Почему? Он думал: «Продавать коммерческую недвижимость — это слишком сложно. Я никогда раньше этого не делал. Во всяком случае он, вероятно, передумает в последнюю минуту. Это будет означать, что у меня ничего не получилось бы в этом бизнесе. Это будет означать, что я — полный неудачник».
После этого я обсудил сессию с интернами. Я хотел знать, что они думают о пессимистичном, самоуничижительном отношении Хэла к себе. Они считали, что Хэл действительно имел хорошие способности к продажам и он относился к себе неоправданно строго. Во время следующей сессии я воспользовался результатами этого обсуждения. Хэл согласился, что относится к себе более критично, чем к другим. Например, если бы коллега упустил крупную сделку, он бы просто сказал: «Это не конец света, просто работай дальше». Но, если бы это случилось с ним, он бы сказал: «Я — неудачник». По существу, Хэл признал, что использует «двойные стандарты»: он толерантен к другим людям и готов их поддержать, но по отношению к себе настроен сурово и критически. У вас может наблюдаться та же тенденция. Хэл первоначально защищал свой двойной стандарт, утверждая, что это приносит ему пользу.
Х э л. Ну, во-первых, ответственность и интерес, которые я испытываю к другому человеку, — это не то же самое, что ответственность за самого себя.
Д э в и д. Хорошо. Расскажите об этом подробнее.
Х э л. Если они не достигают успеха, это никак на меня не повлияет и не создаст негативных чувств внутри моей семьи. Поэтому единственная причина, по которой я заинтересован в них, — это то, что приятно, когда люди достигают успеха, но в моем случае…
Д э в и д. Подождите-подождите! Вы заинтересованы в них, потому что вам приятно, когда люди достигают успеха?
Х э л. Да. Я сказал…
Д э в и д. То есть стандарт, который вы применяете к ним, по вашему мнению, поможет им добиться успеха?
Х э л. Верно.
Д э в и д. А поможет ли вам добиться успеха тот стандарт, который вы применяете к себе? Что вы чувствуете, когда говорите «Одна упущенная продажа означает, что я неудачник»?
Х э л. Разочарование.
Д э в и д. Это приносит вам пользу?
Х э л. Ну, это пока не принесло положительных результатов, так что, по-видимому, не приносит.
Д э в и д. А реалистично ли говорить «Одна упущенная продажа, и я неудачник»?
Х э л. Нет, не совсем.
Д э в и д. Так почему правило «всё или ничего» относится только к вам? Почему вы применяете более эффективные и реалистичные стандарты к другим людям, которые не играют для вас такой большой роли, и такие болезненные и разрушительные — к самому себе, который вам не безразличен?
Хэл начал понимать, что этот двойной стандарт не приносил ему пользы. Он судил себя по суровому закону, который никогда бы не применил к кому-либо еще. Сначала он защищал эту тенденцию, как и многие требовательные к себе перфекционисты, утверждая, что, если относиться к себе намного суровее, чем к другим, это принесет какую-то пользу. Тем не менее он быстро усвоил тот факт, что его личные стандарты были на самом деле нереалистичны и обречены на провал, потому что, если бы он попытался продать здание и его попытка не увенчалась успехом, он воспринял бы эту ситуацию как катастрофу. Его дурная привычка мыслить в категориях «всё или ничего» была ключом к страху, который парализовал его и не давал ему делать попыток. Так что Хэл проводил большую часть времени в постели, пребывая в унынии.
Хэл попросил дать ему конкретные рекомендации, чтобы помочь избавиться от перфекционистских двойных стандартов и чтобы судить всех людей, включая себя, согласно одному объективному набору стандартов. Я предложил в качестве первого шага использовать технику автоматических мыслей и рациональных ответов. Например, сидя дома и откладывая поход на работу, Хэл мог бы думать: «Если я не пойду работать утром и не проведу весь день, разбираясь с делами, нет смысла даже пытаться. Лучше оставаться в постели». Записав это, он мог бы заменить данную мысль рациональным ответом: «Это просто мышление „всё или ничего“, и это вздор. Даже полдня работы может стать важным шагом, и я почувствую себя лучше».