Когда ты идешь по проходу, на тебя пялятся все мужики, и двое, похоже, думают, что им может что-то обломиться. Пусть только попробуют – с удовольствием набью любому морду. Знаешь, Бек, не стоит расхаживать в такой млятской помятой юбке. Ты зачем-то подходишь к швейцару, что-то говоришь ему, теребишь за рукав. И под твоей юбкой, Бек, если честно, все видно. Да, тебя будет непросто переделать – отсечь ту жадную до внимания публики часть, которая заставляет постоянно выставлять себя напоказ. Тебе нужен эскорт, Бек, особенно если ты хочешь наряжаться как бесстыдная шлюха.
– Что уставился? – наезжаю я на самого нахального говнюка, который до сих пор пялится тебе вслед, словно выбирая, куда тебя сначала лучше трахнуть. Из него уже песок сыплется, и он меня совсем не боится, но пусть только попробует что-то вякнуть, и я поставлю его на место.
Ты кричишь из лобби:
– Джо, нам пора ехать. Срочно!
Старый хрен улыбается. Тебя трясет от нетерпения.
– Я поймаю такси.
– Подожди, надо заплатить.
– Я перехватила официанта, – заявляешь ты незнакомым безапелляционным тоном. – Всё в порядке, Джо. Ты, наверное, целое состояние на эту штуковину с лошадьми потратил.
Мир летит к чертям. Одним махом ты спустила в унитаз магию: я весь вечер ухаживал за тобой, чтобы ты почувствовала себя принцессой. Но ты расплатилась сама, значит, вообще меня за мужика не считаешь. И где-то там надо мной смеется Такер Макс вместе со всеми брутальными мачо, вместе с дряхлым развратником в баре, вместе с официантом, зарабатывающим больше меня. Даже рисунки на стенах смеются надо мной. Ты сама открываешь дверь такси. И я снова твоя телефонная шлюха. Кажется, что хуже уже быть не может. Но это только кажется…
– Куда едем?
– Сентрал-парк Вест, семьдесят один.
– С Пич всё в порядке?
Я сам не узнаю свой голос.
– Нет, – резко отвечаешь ты и подхватываешь волосы резинкой, выуженной из сумки. Черт! Зачем таскать на свидание столько барахла? – У нее такое случилось – не поверишь.
18
За каждым взлетом следует спад. Такова жизнь.
Мой взлет, похоже, уже прошел – там, в конном экипаже (а не в «штуковине с лошадьми», как ты презрительно выразилась). Лучше я уже не смогу. Я никогда не вернусь в тот вечер, когда ты вышла мне навстречу такая свежая и нарядная, и я похитил тебя у всего мира и покорил. И впереди у нас оставалась целая ночь. И мы чуть не отдались безумной страсти прямо посреди бара. И над нами были только звезды и осенние листья. Лучшее вложение двухсот баков за всю мою жизнь. И предвкушение еще большего наслаждения.
Как написал Майкл Каннингэм в «Часах», «счастье – это вера в грядущее блаженство. Это надежда».
Мою надежду отобрала Пич. В такси ты не отрываясь читаешь сообщения и строчишь свои. Ты рядом, но бесконечно далека.
– Слушай, Бек…
– Что?
Даже не поднимаешь головы от телефона. Зачем тебе все эти люди, не имеющие к нам никакого отношения?
– Не хочешь объяснить мне, что происходит?
– В двух словах не расскажешь, – отмахиваешься ты. – Сердишься?
– Нет.
Не моя вина, что у тебя такие сволочные подруги и такая нездоровая тяга к показухе. Я лучше тебя, и ты это знаешь, иначе не стала бы гладить мою руку и оправдываться, что Пич вновь напугана. Видите ли, ей почудилось, что кто-то снова вломился к ней в дом и украл какую-то хрень. Чушь! Я наведывался к ней всего однажды и не трогал ее барахло.
Скептически хмыкаю.
– Пойми, Джо, она одна. Она напугана. И она моя подруга.
– Знаю.
– Так что нечего хмыкать!
У тебя не хватит духу наехать на Линн или Чану; роль мальчика для битья сегодня придется исполнять мне.
– Извини, Бек. Не хотел тебя обидеть.
Киваешь. Ты великодушна.
– Но, послушай, здание ведь очень высокое. На последний этаж так просто не заберешься.
Ты выходишь из себя – аргумент не сработал.
– Не важно, что там было на самом деле. Пич боится, и всё!
Сдаюсь. Ты победила. Дальше едем молча. Линн и Чана (умнички!) не стали бы вызванивать тебя со свидания и плести, будто снежный человек пытается утопить их в источнике вечной молодости.
Ты выскакиваешь из такси чуть ли не на ходу, я грустно расплачиваюсь и иду следом.
Ты кидаешься мне на шею и шепчешь:
– Это было лучшее свидание из всех.
– Каких всех?
Вижу, что ты хочешь целоваться, и притягиваю тебя к себе.
Когда мы входим в здание, нас вполне можно принять за влюбленную пару. В лифте твой телефон звонит. Я слышу, как Пич верещит в трубку:
– Куда ты провалилась?
– Извини, мы уже поднимаемся.
– Мы? – возмущается она.
Связь прерывается, ты вздыхаешь:
– Похоже, ночь будет долгой.
– Мне уйти?
Вижу, что тебе хочется этого, но, вместо того чтобы честно ответить, ты берешь меня под руку.
– Будь с ней помягче. Я знаю, это непросто. Она пыталась покончить с собой. Несколько раз. Ей плохо.
– Мне неприятно слушать, как на тебя орут.
Улыбаешься и сжимаешь мою руку.
– Ты мой защитник…
– Точно.
Беру твою руку, которой ты ласкала мой член, целую ее и обещаю всегда тебя оберегать.
– Мой рыцарь в сияющих доспехах…
Лифт замедляется, вздрагивает, скрипит и открывается – прямо в ад. На полную катушку орет Элтон Джон. Пич с кухонным ножом в руке, безумная и всклокоченная, будто ее только что сняли с электрического стула, встречает нас на пороге.
– Где тебя носило? – стонет она и, больше ни слова не говоря, разворачивается и уходит. Ты сжимаешь мою руку – «прости». Я сжимаю в ответ – «ничего». Мы следуем за разъяренной фурией в глубь ее огромной пустынной квартиры. Живи я здесь один, тоже свихнулся бы.
* * *
Десять минут общения с Пич – и я опять чувствую себя курьером, мнущимся на пороге в ожидании чаевых. Она разговаривает только с тобой, а стоит мне открыть рот, замолкает, ждет, пока я закончу, и продолжает ровно с того места, где заткнулась, не забывая добавить «как я уже говорила». Успокаиваю себя тем, что с Линн или Чаной она вела бы себя точно так же. И все равно, Бек, веселого мало.
Я сижу на диване, откинувшись и вытянув ноги. Ты – рядом, только на самом краешке, вся подавшись вперед. Пич льет тебе в уши яд, а ты и не замечаешь. У меня нет сил смотреть, как ты ведешься, однако и остановить я ее не могу. Если расскажу тебе все, что про нее знаю, ты назовешь меня маньяком. Хотя я не психопат вовсе, я твой защитник, Бек. Жизнь несправедлива.