– Профессор… университи ов Кэмбридж… Роберт Ллойд. На борту корабля «Стар»… Ужасная авария…
Они заговорили по-английски.
– Мы идем к вам по пеленгу, – сообщил Лу.
(«Смельчак!» – Дауге широко раскрытыми глазами взглянул на Юрковского.)
– Спасибо, большое спасибо… Вы где?
– Полчаса назад снялись с международной базы на Фобосе.
Горестный крик раздался в ответ:
– Вам не успеть!.. Нет-нет, вам не успеть! Мы обречены…
– Постараемся успеть. За нами готовятся к вылету аварийные космотанкеры. Мы снимем вас с вашего…
– Не успеть. – Голос англичанина звучал теперь почти спокойно. – Не успеть… Кислорода осталось только… на два часа.
– Да где же вы? Координаты?
– Гелиоцентрические координаты…
Профессор назвал какие-то непонятные Быкову цифры. Наступило молчание. Слышно было, как Ермаков и Богдан торопливо шуршали бумагой, затем зажужжала электронная счетная машина.
– Это в поясе астероидов. Треть астрономической единицы от Марса, – сообщил наконец Крутиков.
– Пятьдесят миллионов километров, – угрюмо проговорил Юрковский. – Даже «Хиус», и даже находясь у Марса, не успел бы.
Он поднялся и опустил руки по швам.
– Мне все ясно, – раздался голос Лу. – Нет ли какой-нибудь возможности продержаться хотя бы десять часов? Подумайте.
– Нет… Глицериновые анестезаторы разрушены… Воздух непрерывно утекает – видимо, в оболочке корабля микроскопические трещины…
После короткой паузы профессор добавил:
– Нас осталось двое… и один из нас без сознания. Если бы это спасло его, я бы умереть… собственноручно… Но теперь это не имеет значения.
– Мужайтесь, профессор!
– Я спокоен, – послышался нервный смешок. – О, теперь я совершенно спокоен!.. Мистер Лу!
– Слушаю вас, профессор.
– Вы последний, кто слушает мой голос.
– Профессор, вас, вероятно, слушают сотни людей…
– Все равно, вы последний человек, с кем я говорю. Через какое-то время вы найдете наш корабль и наши тела. Прошу и заклинаю вас передать все материалы, собранные в этот рейс нами, в распоряжение Международного конгресса космогаторов. Вы обещаете?
– Я обещаю вам это, Роберт Ллойд!
– Все, кто слушает нас, будут свидетелями… Материалы я кладу в портфель… портфель крокодиловой кожи… вот так. Он будет лежать на столе в рубке. Вы слышите меня?
– Я вас хорошо слышу, профессор.
– Вот так. Заранее благодарен вам, мистер Лу. Теперь еще одна просьба. На Земле, когда вы вернетесь… вернетесь… – Последовала пауза, слышалось частое всхлипывающее дыхание Ллойда. – Простите, мистер Лу… Когда вы вернетесь, вас, вероятно, навестит моя жена, миссис Ллойд… и сын. Передайте им мой последний привет… и скажите, что я был на посту до конца. Вы слышите меня, мистер Лу?
– Я слышу вас, профессор.
– Вот и все… Прощайте, мистер Лу! Прощайте все, кто меня слушает! Желаю всем счастья и удач!
– Прощайте, профессор. Я преклоняюсь перед вашим мужеством.
– Не нужно таких слов… Мистер Лу!
– Слушаю вас.
– Пеленгатор будет работать без перерыва.
– Хорошо.
– Люки вы найдете открытыми.
Пауза.
– Хорошо, профессор.
– Вот, кажется, все. Уанс мо, гуд бай!
Наступила тишина.
– Мы… никак не успели бы? – спросил Быков, еле шевеля одеревеневшими губами.
Никто не ответил. Молча спустились они в кают-компанию, молча расселись по углам, стараясь не глядеть друг на друга. Скоро к ним присоединились Ермаков с Крутиковым. Быков едва сознавал, что делается вокруг. Мысли его были прикованы к картине, услужливо нарисованной воображением: хрипя и задыхаясь, седой человек ползет по коридору, открывая одну за другой массивные стальные двери. Перед последней дверью – наружным люком – он останавливается, оглядывается назад помутневшими глазами. В дальнем конце коридора виден край стола, на котором поблескивает под лампой портфель крокодиловой кожи. Человек проводит по лбу трясущейся рукой и в последний раз глубоко вдыхает разреженный воздух.
– Алексей Петрович!
Быков вздрогнул и оглянулся. Ермаков озабоченно наклонился над ним:
– Ступайте-ка в свою каюту и постарайтесь уснуть.
– Иди, Алексей, иди. На тебе лица нет, – сказал Дауге.
Быков послушно встал и вышел. Проходя мимо трапа, ведущего в рубку, он услыхал, как Богдан монотонно повторял:
– Вэ-шестнадцать, Вэ-шестнадцать, я «Хиус». Вэ-шестнадцать, я «Хиус». Даю настройку…
В кают-компании Ермаков сказал со вздохом:
– Я встречал Роберта Ллойда. Недавно. Хороший межпланетник. Незаурядный ученый…
– Светлая ему память! Он хорошо держался, – тихо проговорил Юрковский.
– Светлая ему память…
После короткого молчания Дауге вдруг вскочил на ноги:
– Черт знает что! Мне кажется, что мы застыли на месте. Провалились куда-то, и нас засыпало…
– Не паникуйте, Дауге, – устало усмехнулся Ермаков.
Обедать никто не захотел, и скоро Ермаков первым поднялся, чтобы идти к себе. Крутиков положил руку на плечо Юрковского и сказал виновато:
– Похоже на то, что ты был прав, Володя.
– Пустяки, – проговорил тот. – Но вот вам еще одна загадка, товарищи.
Все вопросительно поглядели на него.
– В чем дело?
– Лу сказал, что у него только направленный передатчик, так?
– Так.
– А ведь мы хорошо слышали его.
Михаил Антонович раскрыл рот и растерянно оглянулся на Ермакова.
– А почему бы и нет? – спросил Дауге.
– А потому, дружок, что «Хиус» по отношению к Лу находится совсем в другом направлении, нежели корабль Ллойда. Направленный радиолуч никак не должен был бы добраться до нас.
Дауге взялся за голову:
– Достаточно загадок! Это уже, наконец, невыносимо!
Но Ермаков и Михаил Антонович сейчас же отправились в рубку, захватив с собой Юрковского.
Венера с птичьего полета
Связь наладилась через сутки так же неожиданно, как и прервалась. По-видимому, «Хиус» миновал «заколдованное место» – странную область в пространстве, обладающую неизвестными еще свойствами в отношении радиоволн. В кают-компании много спорили об этом неслыханном явлении, было выдвинуто несколько предположений, в том числе и явно нелепых (так, Дауге объявил, что все члены экипажа стали жертвами массового психоза), а Юрковский принялся разрабатывать гипотезу каких-то четырехмерных отражений, пытаясь с помощью лучшего на борту математика Михаила Антоновича Крутикова ввести «физически корректное понятие точки пространства», через которую электромагнитные колебания проходили бы только в одну сторону. Что же касается Быкова, то первое время он чувствовал себя оскорбленным равнодушием товарищей к гибели Ллойда. Ему представлялось чуть ли не кощунством разговаривать о теориях и формулах уже через два часа после того, чему они были свидетелями. Катастрофа «Стара» произвела на него громадное впечатление. Оглушенный и подавленный, бродил он по планетолету, с трудом заставляя себя отвечать на вопросы и выполнять мелкие поручения Ермакова.