Неизвестный Киров - читать онлайн книгу. Автор: Алла Кирилина cтр.№ 102

7 и 8 декабря Николаева насильно доставляли на допросы. Конвойные несли его. А он кричал: «Это я, Николаев! Меня мучают, запомните». На одном из допросов в эти дни он пытался снова покончить с собой, пытался выпрыгнуть из окна 4 этажа, но ему снова помешали ^[502].

7 декабря был арестован Николай Семенович Антонов, 8 декабря наступила очередь Василия Ивановича Звездова, Льва Осиповича Ханта, Андрея Ильича Толмазова. Все они были связаны с Николаевым по работе в Выборгском райкоме комсомола.

На Николаева усиливается моральное давление. Ему обещают сохранить жизнь в обмен «на чистосердечное признание о контрреволюционной, террористической группе». Создают ему особые условия в камере: усиленное питание с вином, ванна. Причем делалось это по личной рекомендации Сталина Агранову: «…подкормите Николаева, купите ему курочек и др. продуктов, кормите его, чтобы он окреп, а потом расскажет, кто им руководил, а не будет говорить, засыпем ему — все расскажет и покажет».

Особые условия убийце Кирова создавали только с одной целью — фабрикации «дела ленинградского центра». В него «вошли» лица, которых либо действительно знал Николаев, либо ему их подсказали следователи. Наверное, не случайно последними были арестованы лица, которых Л. В. Николаев фактически почти не знал. 10 декабря были взяты Николай Петрович Мясников, Владимир Соломонович Левин, Лев Ильич Сосицкий. Последним был арестован Сергей Осипович Мандельштам.

Теперь в бой вступили средства массовой информации. На все лады радио, газеты твердили: Николаев «вышел из зиновьевской оппозиции», «она его вспоила духовно», затем — «о контрреволюционной террористической группе», а потом уж — о Зиновьеве и Каменеве как ее духовных наставниках. Итак, заговор готов. Можно было широко развернуть атаку на зиновьевцев, используя их же метод ведения борьбы против большинства членов ЦК ВКП(б) в 1925 году: «Говорить о разногласиях с ЦК в четверть голоса — на районных конференциях Ленинграда, вполголоса — на губпартконференции и в полный голос — на съезде партии». Ситуация, конечно, иная, более драматическая, но прием тот же. Сначала в печати утверждается, что Николаев вышел из зиновьевской оппозиции, она его вспоила духовно, затем сообщается о контрреволюционной, «террористической группе», а потом говорится о «зиновьевском охвостье» с упоминанием имен Зиновьева, Каменева и других.

Одновременно делается попытка «привязать» Николаева к Троцкому. Для этого используется операция «Консул». Этим кодом шифровался консул Латвии Бисенекс, который якобы должен был связать Николаева с Троцким. Показания Николаева по этой версии есть в следственном деле. Они проходят и в обвинительном заключении, опубликованном 27 декабря. Но материалами дела эти показания Николаева, данные им на себя и на Котолынова, не подтверждаются, так же как не подтверждаются и якобы полученные ими от консула Латвии 5000 руб. на контрреволюционные нужды. Деньги при аресте были изъяты, но не у Николаева, а у его матери, которая в трамвайном парке иногда ссужала деньги водителям, слесарям под проценты и накопила их «на старость» — как она объяснила на следствии.

Необходимо отметить, что на первых допросах Николаев вообще отрицал какую-либо связь с иностранцами. Затем (наверняка не без помощи следователей) он «вспомнил» о своей встрече консулом, однако категорически отрицал получение от него денег. Лишь потом он заявил о получении денег.

Что касается Ивана Котолынова, то он категорически отрицал все показания Николаева в отношении версии «Консул», объявив, что никогда никакого посольства не посещал, никаких денег не получал и показания Николаева в этой части являются «исключительной клеветой».

При этом Котолынов обвинил Николаева в тем, что он живет не по средствам, снимает дачу для семьи в Сестрорецке.

На мой взгляд, весьма интересными являются данные, которые приводит исследователь Ю. Н. Жуков в своей статье «Следствие и судебные процессы по делу об убийстве Кирова». Заслуживают внимание прежде всего три момента. В ночь на 2 декабря 1934 г. в 0.40 в Москву Медведь отправил Ягоде телеграмму: «в записной книжке Николаева запись: „герм.[анский] тел. 169–82, ул. Герцена, 43“» ^[503] (это действительно был адрес германского консульства). Второе — оказалось, что Николаев неоднократно летом-осенью 34-го посещал германское консульство, после чего всякий раз направлялся в магазин Торгсина, где покупки оплачивал дойч-марками.

6 декабря Николаева стали расспрашивать, когда он обратился в германское консульство. «В телефонной книжке, — заявил Николаев, — я нашел номер телефона германского консула и позвонил туда. Я отрекомендовался консулу украинским писателем, назвал вымышленную фамилию и просил консула связать меня с иностранными журналистами, заявив, что имею материал для использования в иностранной прессе» ^[504].

Исключить подобные связи Николаева нельзя. Еще живя в доме 13/8 по Лесному проспекту, Николаев и Мильда Драуле, как мы помним, дружили с одной немецкой семьей, эта связь не прекратилась и после переезда Николаевых на ул. Батенина. Возможно, у Николаева появились мысли об использовании иностранной прессы для рассказа о своем тяжелом положении, о допущенных по отношению к нему несправедливостях и т. д. Отсюда звонки и походы в германское консульство. Можно предположить, что после душещипательного, слезливого рассказа Николаева он действительно получил от консула небольшую денежную помощь.

Но тем не менее «германский след» позволил следствию разыграть операцию «Консул», привязав к ней Троцкого.

Следует подчеркнуть, что Троцкий нигде не выразил соболезнования, сочувствия в связи с трагической гибелью Кирова. Волновало его только то, что мировая печать недвусмысленно связывала убийство Кирова с версией о посреднике — консуле. Газета «Юманите» писала: «Руки Троцкого красны от крови пролетарского вождя… Консул служил связующим звеном между Троцким и группой убийц в Ленинграде».

Версия о связи Николаева с Троцким через посредничество консула ставит больше вопросов, чем содержит ответов. Почему Николаев только на двадцатый день при допросе «вспомнил» о дипломате, который якобы предложил ему помощь, чтобы установить связь с эмигрантом Троцким, и попросил письмо для этого? Почему инициатива исходила от самого консула? Было ли письмо написано и передано? Был ли ответ? Ведь это, казалось бы, очень важно для следствия. Однако на следствии вопрос о связях Николаева с Троцким вообще не получил никакого объяснения.

Логичнее всего предположить, что никакого консула не было вовсе и что все эти тайные встречи, деньги, письмо для Троцкого — игра воображения Николаева, а точнее, его следователей. Но как бы то ни было, версия о дипломате попала в прессу. Консульский совет дипломатов потребовал от Советского правительства объяснений, и оно вынуждено было 2 января 1935 года назвать имя консула. Совет согласился на высылку дипломата из Советского Союза. Тогда, в 1935 году, фамилия консула в нашей печати не называлась, но когда шел процесс правотроцкистского блока в марте 1938 года, тайна раскрылась, имя консула — Бисенекс, страна — Латвия.