Глубокая печаль, так как – хотя мужчина ни разу не сказал об этом вслух – он уже ничего исправить не мог.
Лу сидела на столе в белой, такой белой комнате, и ее била дрожь, а потом она обмочилась.
Распятие с пауками
Это Патриция Роуэн. Кен Лабин подключился к кабинке в конце коридора. Пожалуйста, скажите ему, что я хочу видеть вас обоих. Я в зале заседаний на административном этаже, комната 411.
Он не доставит вам хлопот.
Тридцать шесть часов четырнадцать минут.
И в самом деле, Лабин подсоединился к терминалу у лестницы. По-видимому, никто и не думал интересоваться, почему он здесь.
– Что делаешь? – спросил Дежарден, встав позади.
Кен тряхнул головой.
– Пытаюсь позвонить. Нет ответа. – Он снял шлемофон.
– Роуэн здесь. Она… она хочет нас видеть.
– Хорошо. – Лабин вздохнул и встал на ноги. Его лицо осталось абсолютно бесстрастным, но в голосе слышалась решимость: – Задержалась она.
* * *
Две модульных операционных, каркасные кубы, ярко освещенные прожекторами из-под потолка. Стенки, если смотреть под определенным углом, радужно переливались, как мыльные пузыри. В остальном же казалось, что вся техника внутри – фиксаторы, операционные столы, многорукая машинерия, зависшая наверху, – ничем не отделена от пространства комнаты. Грани каждого куба выглядели столь же условными и бессмысленными, как политические границы.
Правда, стены конференц-зала тоже еле заметно мерцали, заметил Дежарден. Все помещение покрыли изоляционной мембраной.
Между дверью и модулями, спиной к свету стояла Патриция Роуэн.
– Кен, рада снова тебя видеть.
Лабин закрыл дверь:
– Как вы нашли меня?
– Тебя выдал доктор Дежарден, естественно. Но полагаю, ты не слишком удивлен. – Ее линзы фосфоресцировали от поступающей информации. – Учитывая твою небольшую проблему, ты сам, вероятно, подтолкнул его в нужном направлении.
Лабин сделал шаг вперед.
– Есть многое на свете, друг Горацио… – протянула Роуэн.
Кен как-то изменился, по его телу прошел еле заметный спазм, а потом он расслабился.
«Триггер-фраза», – понял Дежарден. Какая-то подпрограмма только что активировалась в мозгу Лабина. Не успел рифтер вздохнуть, как его цель изменилась…
«Поведение мистера Лабина зависит от условного рефлекса, реагирующего на угрозу, – вспомнил Ахилл, – он навряд ли сочтет вас угрозой, если только не решит… О Господи. – Дежарден сглотнул и неожиданно почувствовал, как сильно пересохло у него во рту. – Она его не запустила, а отключила. Он хотел меня убить».
– …это было делом времени, – говорила тем временем Роуэн. – В Калифорнии произошло несколько вспышек, которые не укладывались в общую схему. Полагаю, ты провел какое-то время на некоем острове близ Мендосино?
Лабин кивнул.
– Нам пришлось его сжечь. Так жаль – сейчас осталось не так уж много мест с естественной фауной. Едва ли можно так запросто их лишаться. И все-таки. Ты не оставил нам выбора.
– Минуту, – встрял Дежарден. – Он заражен?
– Разумеется.
– Тогда я уже должен был умереть, – сказал Лабин. – Если только у меня нет иммунитета…
– У тебя его нет. Но ты невосприимчив к Бетагемоту.
– Почему?
– Ты не совсем человек, Кен. Это дает тебе преимущество.
– Но… – Тут Ахилл замолк. Мембрана не изолировала Роуэн. Несмотря на предосторожности, они все дышали одним воздухом.
– Но у вас иммунитет есть, – закончил он.
Она склонила голову набок:
– Потому что во мне от человека осталось еще меньше, чем у Кена.
* * *
Ради эксперимента Лабин просунул руку сквозь одну из граней. Мембрана, похожая на мыльный пузырь, разошлась вокруг его плоти и плотно облепила кисть, ярко мерцая в месте соприкосновения, но, когда Кен замер, померкла. Лабин хмыкнул.
– Чем раньше начнем, тем раньше закончим, – сказала Роуэн.
Лабин прошел внутрь. На секунду вся поверхность куба пошла масляными радугами, но, как только рифтер оказался в операционной, мембрана расчистилась, восстановив целостность.
Патриция взглянула на Дежардена:
– Множество белков – особенно энзимов – плохо работают на больших глубинах. Мне говорили, что от давления их структура меняется.
При запуске стерилизационного поля куб слегка потемнел, как будто его стенки уплотнились. Разумеется, так лишь казалось; мембрана, как и прежде, сохраняла толщину в одну молекулу, но повысилось ее поверхностное натяжение. Сейчас Лабин мог броситься на нее всем своим немалым весом, но она не открылась бы. Поддалась бы – растянулась, исказилась, дошла бы под действием чистой инерции где-то до середины комнаты, словно резиновый носок с камнем внутри. Но не порвалась бы, а вернулась спустя несколько секунд в исходное двумерное состояние. И Лабин по-прежнему сидел бы внутри.
Дежардена это даже немного успокоило.
Роуэн слегка повысила голос:
– Кен, разденься, пожалуйста. Одежду оставь на полу. Там висит шлемофон. Ты можешь им воспользоваться во время процедуры.
Она повернулась к Дежардену:
– Перед отправкой на рифт нам приходится модифицировать наших людей. Мы им вживляем гены глубоководных рыб.
– Элис говорила, что глубоководные белки… скажем так, жесткие, – вспомнил Дежарден.
– Да, они труднее распадаются. А так как в теле сера содержится именно в белках, то у рифтера украсть ее труднее. Но мы укрепляем только наиболее чувствительные к давлению молекулы, и Бетагемот может легко добраться до других. Ему просто нужно больше времени для разрушения всего клеточного механизма.
– Если только все не заменить.
– Ну все мелкое. Под удар попадают молекулы, в которых меньше пятидесяти – шестидесяти аминокислот. Это как-то связано с сульфидными мостиками. Разумеется, существуют индивидуальные различия, носители могут не испытывать симптомов месяц, а то и больше, но единственный путь – это… – Она пожала плечами. – В общем, я стала наполовину рыбой.
– Русалкой, – образ был совершенно абсурдным.
Роуэн наградила Ахилла еле заметной улыбкой и продолжила:
– Кен, ты знаешь процедуру. Ляг лицом вниз, пожалуйста.
Операционный стол был наклонен под двадцатиградусным углом. Лабин, голый, с лицом, скрытым шлемофоном, оперся об него, словно собирался делать отжимания, а потом лег.
Воздух замерцал и зажужжал. Кен тут же обмяк. И тогда насекомоподобная тварь над ним выпустила свои ужасающие конечности с бесчисленным количеством суставов и принялась кормиться.