"Магия, инкорпорейтед". Дорога Доблести - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Хайнлайн cтр.№ 35

– Pardonnez-moi, ma’m’selle ^[6], – и усилием воли отвел взгляд.

Она ответила по-английски:

– О, я не возражаю. Смотрите сколько угодно. – И с ног до головы оглядела меня, так же тщательно изучая мое тело, как я изучал ее. У нее было теплое контральто, удивительно глубокое, особенно в нижнем регистре.

Потом она сделала два шага и оказалась рядом со мной. Я хотел встать, но она жестом приказала мне сидеть, жестом таким повелительным, будто всю жизнь только и делала, что отдавала приказы.

– Не вставайте! – произнесла она. Ветерок донес до меня аромат ее тела, по коже побежали мурашки. – Вы американец?

– Да.

Я-то готов был побожиться, что она не американка, да и не француженка тоже. У нее не только не было и тени французского акцента, но и… как бы это сказать… француженки ведь всегда кокетничают, это у них в крови, этим буквально пропитана вся французская культура. В этой женщине кокетства не было, хотя уже одним фактом своего существования она бросала вам вызов.

Не будучи кокетливой, она обладала редким даром устанавливать близость в общении. Она разговаривала со мной так, как могут говорить только старые приятели, которые знают друг друга насквозь и непринужденно общаются tête-à-tête. Она задавала вопросы, в том числе глубоко личные, а я отвечал совершенно откровенно, причем мне и в голову не приходило – по какому праву она мне их задает? Имени моего она так и не спросила, так же как и я – ее. Впрочем, я вообще ее ни о чем не спрашивал.

Наконец она прекратила допрос, снова осмотрела меня – тщательно и спокойно. Потом задумчиво произнесла:

– Вы прекрасны! – и добавила: – Au’voir ^[7], – повернулась, прошла по пляжу до кромки воды и уплыла.

Я так обалдел, что не мог сдвинуться с места. Никто еще не называл меня красивым, даже тогда, когда мой нос был цел. А уж прекрасным…

Не думаю, что я чего-нибудь достиг бы, попробовав догнать ее, если даже предположить, что эта мысль пришла бы мне в голову. Эта женщина плавала что надо.

Я оставался на пляже до самого захода солнца, ожидая, что она вернется. Затем наспех проглотил скромный ужин из хлеба, сыра и вина, нацепил плавки и двинулся в деревню. Там я обошел все бары и кафе, нигде не обнаружив никаких следов красавицы, а по пути еще и заглядывал в незанавешенные окна коттеджей. Когда бистро стали закрываться, пришлось дать отбой и вернуться в палатку, проклиная себя за свою фантастическую тупость. (Почему, например, я не спросил, как ее зовут, где она живет и где остановилась на острове?) Потом я завернулся в одеяло и заснул.

Проснулся я на рассвете, обежал пляж, позавтракал, снова обежал пляж, оделся, пошел в деревню, побывал во всех лавчонках и на почте, где купил «Геральд трибюн».

И вот тут-то мне пришлось делать самый трудный в моей жизни выбор: я «выиграл» лошадь! Сначала я не поверил глазам – не мог же я запомнить все пятьдесят три номера. Пришлось мчаться к палатке, искать записную книжку, проверять и – действительно выиграл! Этот номер прочно засел в моей памяти из-за своей легкости: XDY 34555. Я выиграл лошадь!

Это означало сумму в несколько тысяч долларов, но сколько именно, я не знал. Во всяком случае достаточно, чтобы оплатить обучение в Гейдельберге, если я немедленно загоню билет. «Геральд трибюн» приходила сюда с дневным опозданием, то есть жеребьевка состоялась дня два назад, так что эта животина могла уже либо ногу сломать, либо покалечиться каким-нибудь другим способом. Мой билет имел цену, только пока Счастливая Звезда числилась в списке стартующих. Следовало немедленно добраться до Ниццы, выяснить, где и как можно получить наибольшую цену за билет, вызволить его из хранилища и сейчас же его загнать.

Но как же Елена Прекрасная?!

Шейлок с его душераздирающим воплем: «О дочь моя! Мои дукаты!» – вряд ли страдал больше меня.

Пришлось идти на компромисс. Я написал исполненную страдания записку, назвав свое имя, сообщая о неотложном вызове по делам, умоляя ее либо дождаться моего возвращения на следующий день, либо оставить записку с указанием, где я могу ее найти. Записку я оставил почтмейстерше вместе с описанием (блондинка, высокая, длинные волосы, великолепная poitrine ^[8]) и двадцатью франками плюс обещание заплатить вдвое, если послание будет передано, а ответ получен. Почтмейстерша сказала, что такой женщины она не видела, но если cette grande blonde ^[9] покажется в деревне, то записка ей будет вручена.

У меня еле осталось время добежать до палатки, переодеться в городской костюм, забросить прочее имущество к мадам Александр и успеть на катер. Ну а потом у меня оказалось целых три свободных часа, которые я мог посвятить волнующим раздумьям.

Одна из закавык заключалась в том, что Счастливая Звезда была отнюдь не дохлятиной. По оценке специалистов, она шла на пятом или шестом месте. Итак, что делать? Остановиться и получить верную прибыль? Или рискнуть всем и, возможно, не получить ничего?

Решение было трудным. Предположим, я продам билет за десять тысяч долларов. Даже если не мухлевать с налогами, я получу бóльшую часть этой суммы и на учебу мне хватит.

Но ведь образование я и без того могу получить, да и так ли сильно мне хочется поступить в Гейдельбергский университет? Тот студент с дуэльными шрамами был надутый болван, гордящийся отметинами, полученными без всякого риска.

Теперь предположим, что я обожду продавать и схвачу один из главных выигрышей – пятьдесят или даже сто сорок тысяч долларов!

А знаете ли вы, какой налог платит холостяк с суммы сто сорок тысяч долларов в Стране Отважных и на Родине Свободных?

Сто три тысячи – вот сколько!

А ему остается, стало быть, тридцать семь тысяч.

Стоит ли ставить реальные десять тысяч против ненадежных тридцати семи? Шансы примерно один к пятнадцати не в мою пользу.

Брат, это все равно что стрит с «дыркой». Принцип тот же, идет ли речь о тридцати семи тысячах или о покере.

Ну а предположим, я найду какую-нибудь уловку и обойду налогового инспектора? Тогда ставки будут десять тысяч против ста сорока, а это уж совсем другой коленкор: сто сорок тысяч – не просто деньги для пропитания в период учебы, а состояние, приносящее четыре-пять тысяч долларов в год.

Я вовсе не считал, что собираюсь обжулить Дядю Сэма, ведь США имели такое же моральное право на мой выигрыш (если бы я его получил), как я – на Священную Римскую империю. Что Дядя Сэм сделал для меня? Он швырнул моего отца в две мировые войны, в одной из которых нам не дали победить, и тем лишил меня возможности учиться в колледже, и это не говоря о том, что отец мог бы представлять для сына нематериальную ценность (этого я не знаю и никогда не узнаю). Затем Дядя Сэм вытурил меня из колледжа и послал сражаться на еще одну «невойну», почти что укокошил меня там и вообще, можно сказать, лишил невинности.