Обеими руками я держался за карманы с деньгами, документами и с тотализаторным билетом, который я положил к документам. Но моя авторучка исчезла, а вместе с ней носовой платок и ронсоновская зажигалка. Когда я почувствовал, что чьи-то невидимые пальцы ощупывают браслетку часов, я поспешил согласиться на предложение полицейского, рекомендовавшего мне услуги своего двоюродного брата – человека честного, – который отвезет меня к причалу за условленную умеренную плату. «Брат» оказался под рукой, и через полчаса я уже был на борту своего судна. Нет, никогда я не забуду Сингапур – уж больно тут быстро набираешься опыта.
2
Двумя месяцами позже я оказался на Французской Ривьере. Департамент Добрых волшебниц присматривал за мной на всем пути через Индийский океан, Красное море и далее, вплоть до Неаполя. Все это время я вел здоровый образ жизни, каждое утро делал зарядку и загорал, после обеда спал, а вечерами играл в покер. Многие при игре в покер не умеют оценивать вероятность (она слабая, но вполне просчитываемая) улучшить расклад при доборе карт и всегда готовы поучиться. К тому времени, когда мы добрались до Италии, я уже был обладателем великолепного загара и кругленькой суммы.
В самом начале плавания один из игроков спустил все наличные и решил поставить на кон свои билеты Ирландского тотализатора. После непродолжительного спора билеты превратились в валюту, где каждый билет соответствовал двум американским долларам. К концу путешествия у меня оказалось пятьдесят три билета.
Перелет из Неаполя во Франкфурт занял всего несколько часов, но за это время департамент Добрых волшебниц успел передать меня в ведение департаментов Путаницы и Издевательства.
По пути в Гейдельберг я завернул в Висбаден, чтобы повидать матушку, отчима и ребятишек, и тут узнал, что они только накануне выехали в Штаты, на базу ВВС Элмендорф на Аляске.
Тогда я поехал в Гейдельберг и с ходу стал знакомиться с городом, пока вояки обрабатывают мои документы. Чудесный городок – прекраснейший замок, отличное пиво и большие девочки с румяными щеками и с фигурами, похожими на бутылку кока-колы. В общем, все говорило, что это отличное местечко для учебы. Я даже начал прицениваться к жилью и познакомился с молодым фрицем с дуэльными шрамами на лице, не менее страшными, чем мой. Казалось, все шло путем.
Свои планы я обсудил с главным сержантом, который отвечал за дембель. Он покачал головой:
– Эх ты, бедолага!
Почему? Да потому, что Гордону не полагалось никаких ветеранских привилегий. Оказалось, я вовсе и не ветеран. И шрам мой ничего не стоил, и то, что я укокошил людей в стычках больше, чем их можно загнать в… а, не важно! Оказывается, что эта война – вовсе и не война и конгресс до сих пор не принял закона, предоставляющего «военным советникам» льготы для получения образования.
Думаю, что виноват-то я сам. Просто всю жизнь слышал о ветеранских привилегиях… Господи, да я сам сидел на одной скамейке в химической лаборатории с парнем, который с их помощью поступил в колледж.
Сержант отечески сказал мне:
– Не пыли, сынок. Езжай домой, поступи на работу и обожди годик. Наверняка закон примут и придадут ему обратную силу. А ты еще молодой.
Вот я и оказался на Ривьере, в штатском, задумав надышаться воздухом Европы, пока не пришло время закругляться и возвращаться домой. Гейдельберг накрылся. Мое жалованье – вернее, тот остаток, что я не успел спустить в джунглях, плюс деньги за неиспользованный отпуск, плюс выигрыш в покер – составляло сумму, которой хватило бы на первый год учебы в университете. А вот до получения степени эти деньги никак нельзя было растянуть. Я ведь рассчитывал, что буду жить на ветеранские дотации, а наличность послужит своего рода страховкой.
Мой пересмотренный план был ясен. Попасть домой до начала учебного года. Наличные денежки истратить на оплату жилья и пансиона у тетки с дядей, следующее лето где-нибудь подработать и вообще держать нос по ветру. Опасность попасть в армию мне больше не угрожала, так что способы одолеть последний курс колледжа должны были подвернуться, хотя стать герром доктором мне уже не светило.
Колледж, однако, открывался только осенью, а сейчас было лишь начало весны. Поэтому я решительно настроился на идейку знакомства с Европой, прежде чем приложить зубы к граниту науки. Другого такого случая могло и не подвернуться.
Была и еще одна причина отложить отъезд – те самые тотализаторные билеты. Подходило время жеребьевки лошадей. Ирландский тотализатор начинается как лотерея. Билеты продают в количестве, достаточном, чтобы обклеить Центральный вокзал в Нью-Йорке. Ирландские больницы получают двадцать пять процентов выручки, так что они единственные выигрывают наверняка. Незадолго до скачек начинается жеребьевка. Лошадей два десятка. Если твой билет не выиграл лошади, то цена ему – как листу оберточной бумаги (хотя какие-то утешительные призы есть и для этой категории).
Если ты «получил» лошадь, то это еще не значит, что ты выиграл. Некоторые из лошадей, может, и до старта не доберутся, а из тех, что выйдут на старт, бóльшая часть приплетется в хвосте. Тем не менее любой билет, «выигравший» лошадь, даже если она, по общему мнению, способна только доковылять до стойла, теперь приобретает на весь период между жеребьевкой и скачками цену в несколько тысяч долларов. Сколько именно тысяч – уж это зависит от рейтинга лошади. Но цены высоки, так как и самая плохая лошадь, как известно, чудом может прийти первой.
У меня было пятьдесят три билета. Если хоть один из них «выиграет» лошадь, я получу столько, что мне хватит на Гейдельберг.
И я остался до жеребьевки.
Европа – дешевое местечко. После райских кущ Юго-Восточной Азии любой хостел покажется роскошью. Даже Французская Ривьера не так уж недоступна, ежели найти к ней правильный подход. Я не стал снимать апартаменты на La Promenade des Anglais
[3], а снял комнатушку четырьмя этажами выше и двумя километрами дальше от набережной, да еще с общими «удобствами». Конечно, в Ницце есть роскошные клубы, но их вовсе не обязательно посещать, поскольку на пляжах стриптиз ничуть не хуже, да еще бесплатно. Я не понимал этого высокого искусства, пока не увидел, как юная француженка сбрасывает платье и натягивает бикини на глазах у обывателей, туристов, жандармов и собак (не говоря уж обо мне), не нарушая этим французских норм относительно «неприличного обнажения». Или нарушая, но совсем ненадолго.
Да, сэр, есть вещи, которые можно увидеть и проделать на Французской Ривьере, не тратя денег.
Сами же по себе пляжи ужасны. Галька и камни. И все-таки камни лучше, чем грязная жижа джунглей, так что я ходил в плавках, любовался стриптизом и совершенствовал загар. Была весна, туристский сезон еще не начался, народу было мало, зато солнце грело и никаких дождей не предвиделось. Я валялся на пляже, чувствовал себя почти на небесах, а моей единственной роскошью был арендованный в «Американ экспресс» почтовый ящик, куда мне клали парижские издания «Нью-Йорк геральд трибюн» и «Старз энд страйпз».