Между клизмой и харизмой - читать онлайн книгу. Автор: Самвел Аветисян cтр.№ 29

Платон был среднего роста. Стройный стан его и широкие плечи доказывали крепкое сложение, способное переносить все тяготы офисной скуки и сезонные перемены климата. Его тело, не побежденное ни развратом клубной жизни, ни затяжными любовными драмами, изобличало в нем привычки культурного человека. Платон любил поэзию Серебряного века и творчество Кшиштофа Пендерецкого. Но слабой чертой Платоновой натуры, я бы даже сказал, явным его пороком, была страсть Платона к темнокожим красоткам. При виде их он мгновенно млел и начисто забывал все заповеди: не создавать кумира, не прелюбодействовать, не желать жены ближнего и не лгать себе. Как-то раз, а было это в первую гавайскую ночь, мне не спалось то ли из-за джетлага, то ли из-за полной луны, я вышел прогуляться по пляжу и наткнулся на Платона.

— О, это ты? Напугал, — обрадовался я нечаянному собеседнику.

— Я тут с такой телкой познакомился, не поверишь. Ну, просто богиня. — Платон возвел глаза к небу и шумно вздохнул. — Она креолка, работает прислугой у нас на вилле. У тебя была креолка когда-нибудь? Упругая, как тетива, и…

— И?

— И вскипела меж нами любовь. Через минуту знакомства она поманила меня на песок и взглядом дала понять, что будет дирижировать мной. Я был снизу. Она задала мерный ритм. Сначала вступили фаготы, затем валторны, как кавалькада скрипучих телег, и внезапно высоко над нами завис гобой с одной-единственной нотой томления, пока ее не подхватил жаркий кларнет, наполняя все тело первородным восторгом. Такое не могла вытворять простая жрица любви, нет. Подобной музыки я ранее не слышал. В этой музыке было столько невыразимой страсти и наслаждения, что мне казалось: я слышу голос самого Бога.

— Красиво! Тебе бы симфонии в прозе писать…

Платон выделялся еще и тем, что в нем органично сочетались повадки и манеры новых русских с ценностями и взглядами молодых профессионалов. На совете директоров я как раз предложил коллегам позиционировать наше пиво под этих самых молодых профессионалов, которых так ярко представлял Платон, но совсем не представлял, что я с него пишу портрет целевого нашего потребителя. Получалось так, что я работал над тем, как отдыхает Платон на Гавайях.

— Обоснуй! — Ярдов, до того беспечно загоравший под раскаленным гавайским солнцем, не выдержав, сполз в бассейн. — И растолкуй внятно, кто такие молодые профессионалы?

— Определение «молодые профессионалы» я слизал с американских yuppie (young urban professionals) ^[23]. Это двадцати-тридцатилетние карьеристы, помешанные на потреблении знаковых вещей и брендов. В нашем совете, кстати, за твоим и моим исключением, все — молодые профессионалы.

— А мы тогда кто? — Ярдов жеманно ухмыльнулся.

— Что касается меня, я давно не молод и далеко не профессионал, — сострил я, но вышло, что пококетничал. — А тебя сложно отнести к какой-либо социальной группе. Ты не такой, как все. Ты такой один.

— Он такой один, — повторил за мной Ярдов, — а вот и слоган. Продолжай, армяшка.

— Молодые профессионалы — это те, кто в отличие от новых русских вопросы решают не за счет бицепсов или распальцовки, а с помощью знаний и навыков. Кто они по профессии? Это лойеры, трейдеры, фандрайзеры, девелоперы, риелторы, рисёчеры, дизайнеры, хедхантеры и прочие прочеры.

— Кто? Дрочеры? — засмущался Алексей Розов.

— Не отвлекаемся, — рявкнул Ярдов.

— Вместо полукриминальной фени (стрелка, перетереть, развести на бабки) они говорят на смеси офисного арго и business english ^[24]: факап, месседж, рестайлинг, релонч, кор компетенс, экзекьюшн, продакт шот, маркет шеа. Они не ищут работу. Они на пафосе. Но это их пасут и находят хедхантеры.

— А что у них с сексом? — лениво спросил Платон и тоже залез в бассейн.

— Ты лучше меня знаешь. Шоковый для homo soveticus расклад «он с двумя телками и желательно с разноцветными» для молодого профессионала ситуация обычная — типа заурядного sport fucking,а ^[25].

— Это не так, — возразил Алексей и взглянул на жену.

— Так, Леша, так. Как минимум в твоих мечтах, — улыбнулся Платон.

— Я продолжу? Молодые профессионалы кажутся страшно рациональными и жесткими. — не выдержав солнцепека, и я плюхнулся в бассейн. — на деле, они «добрые внутри» и способны откликаться на искренние, глубокие, порой нежнейшие отношения. Только сегодня куда круче быть циничными прагматиками.

— Окей, убедил. Все согласны?

Все согласились.

— Что с ценой? — Ярдов придвинул к центру бассейна надувной матрас с бутылками пива и водки во льду. — Кто что будет? Подплывайте!

— Ценовая война на рынке ведется в сегменте 13–18 рублей. Там бьются почти все производители, от «Очакова» до «Бочкарева». Лезть туда бессмысленно. А вот в сегменте local premium, от 25 до 30 рублей, где идет вялая конкуренция между лицензионным и импортным пивом, мы могли бы продаваться по 22–24 рубля.

— Какой на хуй локал? Только ultrapremium. Мы создаем самое дорогое пиво, и оно должно стоить не меньше 40 рублей. Ясно?

Снова все согласились.

Через три часа совет прервался на обед, чтобы после сиесты продолжить работу. И так каждый божий гавайский день. А каждый вечер после ужина, который плавно перетекал в пьянку, мы резались в домино до глубокой ночи. А утром, чтоб не проспали, Ярдов врывался к нам в комнаты с криком: «Вы что, вашу мать, сюда спать приехали?» — и будил нас водкой и шампанским. Он называл это русским допингом — натуральным, без химии. Так что за две недели изнурительного отдыха мы тщательно промыли себе печень и скрупулезно протерли мозги. Благодаря этому к концу отдыха стратегический план был досконально разобран и утвержден. Утвержден был и концепт будущей рекламы. По возвращении в Москву Ярдов велел мне объявить конкурс на лучшую рекламную идею и пообещать победителю приз в сто тысяч долларов.

— Пусть шлют мне на почту любые идеи.

— Будет много спама, — заметил я. — может, лучше пропустить через меня? А я составлю шорт-лист для тебя.

— Не корчь из себя профессионала. Мне не нужны идеи, кастрированные тобой. А спам я переживу.

С концепцией ресторанов мы тоже разобрались. Им отводилась роль своеобразных храмов, куда ежепятнично должны были приходить причащаться целевые прихожане, а на каждый день в «красном углу» холодильника у них всегда должна была быть любимая «икона» — упаковка с пивом Yardoff.

Из Гонолулу мы вылетели в Сан-Франциско. Там у Ярдова был дом на побережье, где он должен был проводить два или три месяца в году. Таковы были иммиграционные правила для тех, кто собирался стать гражданином Америки. В первый же вечер Ярдов повел нас в любимый им ресторан Gordon Biersch неподалеку от Bay Bridge. Войдя в него, мы ахнули — ах вот он откуда «слизал» идею ресторана-пивоварни, скопировав буквально все — вплоть до кружек.