Воспоминания торговцев картинами - читать онлайн книгу. Автор: Поль Дюран-Рюэль, Амбруаз Воллар cтр.№ 82

– В самой жизни… Я творю с помощью жизни!

Глядя на мастера, ставшего жертвой тех, кого принято называть светскими людьми, я невольно вспомнил Гулливера, плененного лилипутами. Но для скульптора страшнее было то, что, скованный цветочными цепями, он оказывался куда более крепко привязанным и лишенным возможности когда-либо спастись бегством.

Пробило полдень. Мы вышли из мастерской и столпились вокруг Бурделя, которого одна дама принялась расхваливать за то, что он читает лекции с таким лиризмом.

Бурдель скромно ответил:

– Я согласен, что иногда поддаюсь воодушевлению. В такие минуты я переживаю восторги, которых не найдешь в тексте стенограммы. Надо думать, не существует знаков для их передачи.

– Как вы стушевываетесь перед природой, мэтр, – сказал я.

– Да, – произнес Бурдель, – я благоговею перед ней, но если природа оказывает мне сопротивление, я ее укрощаю.

* * *

На первых своих выставках на улице Лаффит я заприметил молодого человека с короткой рыжей бородой, одетого в пелерину с капюшоном, украшенным двумя крупными пряжками из посеребренного металла в виде застежек. Как я позднее узнал, это был Жорж Руо, любимый ученик Гюстава Моро, о котором последний сказал: «Сразу видно, что это мой ученик: он носит драгоценности».

Я не помышлял о знакомстве с этим посетителем, который смотрел, останавливался, а затем уходил, не произнося ни слова. Эта молчаливость поразит тех, кто знает теперешнего Руо; я же рассказываю о Руо, каким он был лет сорок назад, тогда его учитель говорил о нем: «Он отвечает только словами „да“ или „нет“. Но в это „да“ и в это „нет“ он вкладывает столько страсти; если он будет рисовать так же, как говорит, он пойдет далеко».

Немного погодя я увидел акварели молодого художника, настолько блестящие, что в голову мне пришла мысль попросить его расписать гончарные изделия. Так я получил вазы, тарелки, блюда, словно изготовленные на каком-нибудь фаянсовом заводе эпохи Ренессанса.

Однажды я сказал Руо:

– Эти интенсивные желтые цвета, огненные коричнево-красные, редкостные голубые ультрамарины, придающие вашим картинам вид старинных витражей…

Он перебил меня:

– Мне уже говорили, что моя живопись напоминает витражи. Очевидно, это идет от моей первой профессии. Когда я получил свидетельство об окончании начального учебного заведения, родители отдали меня в ученики к художнику по стеклу. Мне платили десять су в неделю. Я должен был следить за обжигом и прежде всего сортировать маленькие кусочки стекла, выпадавшие из витражей, которые нам приносили для починки. Так я почувствовал настоящую страсть к старинным витражам, которую всегда испытывал и продолжаю испытывать по сей день. Меня спрашивали, в каком возрасте у меня проявилась склонность к живописи. С самого раннего детства я уже возился с красками. Мои тети расписывали фарфор и веера. Я подбирал валявшиеся повсюду огрызки карандашей, старые кисти, тюбики и тоже пытался рисовать.

Жорж Руо родился в Париже в 1871 году, когда начались события Коммуны, в погребе, где пришлось укрыться его матери. В соседнем доме разорвался снаряд. Пережитое мадам Руо волнение предопределило в новорожденном необычайную слабость сердца. Позднее врачи всегда будут советовать Жоржу Руо избегать физических нагрузок и всяческого переутомления. Странные рекомендации, если учесть, каким неутомимым тружеником был наш художник! Его привлекали все области изобразительного искусства: керамика, скульптура, литография и офорт. Я не говорю о живописи, являвшейся для него такой же естественной потребностью, как и потребность дышать. Впрочем, Жоржу Руо было в кого пойти. Его отец, краснодеревец, работавший у Плейеля, был одним из тех старых ремесленников, которые гордились своей профессией. Мебель с плохо подогнанными частями причиняла ему настоящие страдания.

Руо очень гордился своим ремесленным происхождением. Накануне свадьбы одна дама, принадлежавшая к семье, в которую он собирался войти, и питавшая к нему глухую враждебность, спросила у него с наигранным интересом:

– Чем же занимался ваш отец, мсье?

– Он был рабочим у Плейеля.

– Вы хотите сказать «служащим».

– Нет, мадам, рабочим.

Бестактная дама состроила пренебрежительную гримасу.

– Вы христианка? – спросил у нее с насмешкой художник.

– Что за вопрос?!

– Тогда вы должны почитать моего отца, поскольку вы почитаете святого Иосифа, плотника, и его подмастерья, младенца Иисуса.

Дама удалилась в оскорбленных чувствах, бормоча:

– Я теперь понимаю, почему у этого юноши такая уродливая живопись.

Уродливая, если хотите – да, но какой она обладала над людьми властью! Я не знаю более яркого подтверждения этой доминирующей черте творчества Руо, чем то, которое я получил как-то от одной американской пары; живопись Руо оказывала на нее прямо-таки колдовское воздействие. Супруги жили в Гонолулу, и когда я позавидовал им, что они могут наслаждаться великолепием Тихого океана, американка заметила:

– Да, но еще бо́льшим великолепием обладает для нас дивный Руо, которого мы забираем с собой.

* * *

В одно прекрасное утро ко мне в магазин вошел какой-то посетитель – я принял его за рассыльного. Развернув сверток, который он нес под мышкой, человек извлек из него два или три небольших холста.

– Я художник, – сказал он.

Это был Анри Руссо, прозванный Таможенником из-за его бывшей профессии.

Он не ограничивался одним только рисованием. Руссо сообщил мне, что открыл музыкальные курсы. «Мои ученики», – напыщенно говорил он о нескольких молодых служащих из квартала Плезанс, где художник жил.

Нравилась вам его живопись или нет, но, познакомившись с ним, нельзя было не полюбить этого человека, который был сама любезность.

Именно вследствие его доброты с ним однажды случилась неприятность, и он был арестован. Один из «учеников», посещавших его музыкальные курсы, злоупотребив доверчивостью Руссо, попросил художника сходить вместо него в банк и получить деньги по поддельному чеку. Когда виновный, ждавший Руссо на некотором расстоянии от банка, увидел, что тот вышел оттуда в сопровождении двух полицейских, он понял, что мошенничество обнаружилось, и тут же скрылся. «Ученика» не нашли, и вместо него перед судом предстал «учитель». Дело его казалось уже безнадежным, когда адвокат попросил показать присяжным одну из картин Таможенника, которую он захватил с собой.

– Сомневаетесь ли вы и теперь, – спросил адвокат у суда, – в том, что мой клиент «невинен»?

Несомненно, суд получил достаточное представление о художнике и человеке. Руссо, осужденный для вида, воспользовался законом об отсрочке исполнения приговора. И дабы не остаться в долгу перед судьями, он, покидая скамью подсудимых, сказал председателю, что с удовольствием нарисует портрет его супруги.