Воспоминания торговцев картинами - читать онлайн книгу. Автор: Поль Дюран-Рюэль, Амбруаз Воллар cтр.№ 80

– Кто-то тут наведывался из Парижа, чтобы посмотреть мастерскую. Дюамель… Жорж… кажется, так его зовут. Он сказал мне, что сочиняет…

Одна вещь оставляла Майоля абсолютно равнодушным – головокружительные скорости, которые являются бедствием современной жизни. Однажды кто-то в его присутствии расписывал ни с чем не сравнимое зрелище автомобильных гонок.

– Я лично, – заметил скульптор, – больше люблю смотреть на то, как соревнуются друг с другом в беге улитки.

Долгое время, чтобы познакомиться с самыми красивыми произведениями Майоля, надо было ездить за границу. В частности, я хочу упомянуть здесь «Женщину, присевшую на корточки» из музея в Винтертуре; «Сидящую женщину», великолепную мраморную скульптуру из бывшей коллекции Кесслера, ныне украшающую парк господина Оскара Рейнхарта в Цюрихе; «Четыре времени года» из музея Морозова в Москве. Но сегодня нам больше некому и нечему завидовать, поскольку в саду Тюильри находится «Памятник Сезанну», в Сен-Жермене – «Памятник Дебюсси», в Сере – «Памятник павшим»… Да, я чуть было не забыл о «Памятнике Бланки».

Рассказывают, что председатель комитета по увековечению памяти Бланки, которым был не кто иной, как господин Клемансо, спросил у Майоля:

– Каким вам видится этот памятник?

На что скульптор ответил:

– Ну что ж! Мне видится прекрасный женский зад.

Но – сколь ненадежны «исторические» анекдоты! – когда Майолю напомнили об этом высказывании, он возразил:

– Я никогда этого не говорил. Я ответил тогда: «Ну что ж, я создам статую!»

Как бы то ни было, памятник Бланки представляет собой фигуру пышной обнаженной женщины со скованными за спиной руками; в этом образе почитатели Бланки усмотрели символ «плененной мысли».

Со статуей, которую заказал Майолю граф Кесслер, произошло весьма необычное приключение. Во время наступления немцев на Париж в 1914 году граф Кесслер, опасавшийся, что соотечественники, которые далеко не все были ценителями искусства, отнесутся к мастерской Майоля без должного уважения, послал художнику следующую телеграмму: «Закопайте статую». В лихорадочном возбуждении, которое овладело умами в связи с объявлением войны, эта фраза, вскоре ставшая известной, показалась деревенским патриотам крайне двусмысленной. Распространился слух, чему способствовала шпиономания, будто в особнячке, где граф Кесслер, большой любитель дорогих изданий, производил под руководством Майоля опыты по изготовлению различных сортов бумаги, спрятана железобетонная платформа, заранее сооруженная для того, чтобы разместить на ней орудия противника, нацеленные на Париж.

В одно из моих недавних посещений Майоля скульптор трудился у себя в саду над статуей в натуральную величину, изображающей женщину, целиком скрытую под покровами. На лице, отмеченном печатью грусти, можно было все же уловить что-то вроде трепета жизни.

– Это заказ для надгробия, – объяснил мне скульптор. – Вдова умершего захотела позировать сама.

– У нее такой вид, будто она начинает жизнь заново, у этой вашей вдовы, – сказал я скульптору.

– Не знаю, я ведь передаю только то, что вижу… Правда, эти мерзавцы, которые формовали глину, доставляют мне уйму хлопот: у них получился чересчур тонкий слой гипса, и я то и дело натыкаюсь своим инструментом на проволоку, образующую каркас. Приходится делать двойную работу, но успокаивает мысль о том, что однажды это будет отлито в свинце! Свинец – какой прекрасный материал!..

В этот момент пришла упомянутая вдова в сопровождении какого-то господина, ей-богу, весьма смазливого парня. Это был ее жених, которого она привела полюбоваться памятником.

* * *

Я никогда не забуду завтрак у Ренуара в Канне, на котором присутствовал Роден. Меня сразу поразило здравомыслие скульптора, сочетавшееся с редкостным остроумием.

Когда мы заговорили о «Венере Милосской», Роден сказал:

– Думаю, что я раскрыл секрет греческих ваятелей. Он заключается в их любви к жизни. Лишь заимствуя все из жизни, я сумел создать лучшие свои произведения. Моего «Идущего человека» часто упрекали за то, что он лишен головы. Но ходят разве головой?

Роден посмотрел на картину с обнаженной моделью, которая озаряла столовую, и заметил:

– Как вы были правы, Ренуар, сделав правую руку этой женщины крупнее, чем левая! Правая – это рука действия.

Младший сын Ренуара Клод вдруг встал из-за стола со словами:

– Ах, черт! Я опять пропущу муравьев!

Мадам Ренуар строго посмотрела на него:

– Большой тринадцатилетний мальчик, а занимается тем, что наблюдает за муравьями!

– В его возрасте я был таким же, – добродушно произнес Роден. – Между двумя слепками – а лепил я с самых юных лет – мне нравилось наблюдать за нравами этих насекомых.

Простота мэтра не мешала ему осознавать свое значение. Кто-то вспомнил, что в Академии изящных искусств одно место остается вакантным.

– Сколько людей не хотят, чтобы я был принят в Институт! – воскликнул Роден. – Они постоянно твердят мне: «Мэтр, человек с вашим гением…» Мой гений! Разве он мешает какому-нибудь Сен-Марсо на официальных приемах, на похоронах – словом, везде, где только можно, иметь передо мной преимущество? Если бы я был членом Института, неужели Клемансо заставлял бы меня по пятнадцать раз переделывать его бюст и в итоге оставил скульптуру мне вместо гонорара?!

Чтобы отвлечься от неприятной темы, мадам Ренуар поднялась и сказала:

– Я должна выйти, чтобы дать одно поручение.

– Мы могли бы пройтись по саду: я так люблю природу, – сказал Роден. Но, посмотрев на свои лакированные туфли, он покачал головой и добавил: – В конечном счете можно смотреть на цветы и отсюда.

Вошедший в эту минуту выездной лакей доложил:

– Карета графини подана господину мэтру.

После того как Роден уехал, Ренуар, казалось, погрузился в размышления. Вдруг, нарушив тишину, он сказал:

– Все эти светские женщины, которые увиваются за Роденом, понимают ли они, что это за скульптор?

– Мсье Ренуар, я слышал, будто Сезанн ставит «Бальзака» выше всей современной скульптуры.

– И не только современной, – подхватил Ренуар. – Этот «Бальзак» отличается такой цельностью и такой декоративностью!.. Неудивительно, что у Родена столько противников…

– Я никогда не видел Майоля более разгневанным, чем в тот день, когда в его присутствии кто-то попытался принизить талант Родена…

– Должен вам сказать, – перебил меня Ренуар, – что, выбирая между Майолем и Роденом, я все же, в силу своего личного вкуса, отдаю предпочтение Майолю, так же как если говорить о Микеланджело и Донателло, то по душе мне больше Донателло.

Я вновь увиделся с Роденом в его мастерской на складе изделий из мрамора, куда я пришел, захватив для него статуэтку Майоля. Позвонив в дверь, я услышал женский голос, который умолял: