Взлеты и падения великих держав - читать онлайн книгу. Автор: Пол Кеннеди cтр.№ 59

Все это происходило в тот период, когда у казавшегося непобедимым Наполеона в его империи стали появляться первые достаточно существенные трещины. Следовавшие друг за другом победы на полях сражений давались французам слишком большой кровью: 15 тыс. убитых под Эйлау, 12 тыс. — под Фридландом, 23 тыс. погибших и взятых в плен солдат и офицеров под Байленом, огромные потери в 44 тыс. человек под Асперном и 30 тыс. — под Ваграмом. В армии все меньше оставалось опытных и подготовленных солдат, даже в элитных гвардейских подразделениях. Например, в 1809 году из 148 тыс. гвардейцев германской армии 47 тыс. были несовершеннолетними призывниками ^{210}. Хотя армию Наполеона, как и впоследствии Гитлера, во многом составляли выходцы из завоеванных государств и сателлитов, человеческие ресурсы французов явно были истощены, тогда как у непредсказуемого русского царя эти ресурсы были безграничны, а упрямые и униженные австрийцы даже после разгрома под Ваграмом обладали весьма значительной «боеспособной армией». Все это сыграло решающую роль уже в ближайшем будущем.

Кроме того, вторжение Наполеона в Испанию в конце 1808 года не решило исхода предпринятой там кампании, как он наивно предполагал. Рассеяв испанскую армию, он тем самым, сам того не желая, подтолкнул местное население к партизанской войне, а такого рода сопротивление подавить было намного труднее, к тому же оно создавало серьезные проблемы для тылового обеспечения французской армии. Поскольку местное население отказывалось снабжать войска Наполеона продовольствием, они очень сильно зависели от собственных нестабильных схем поставок. Более того, сделав из Испании и в еще большей степени Португалии арену для военных действий, Наполеон тем самым покусился на одну из тех территорий, куда до сих пор неактивные британцы могли вмешаться — сначала действуя осторожно, но постепенно все увереннее и увереннее, видя, как Веллингтон удачно использует сочувствующих ему местных жителей, преимущество географического положения полуострова, господство английского флота на море и, наконец, свои быстро набирающиеся опыта войска для сдерживания и ослабления натиска французов. Потери в 25 тыс. человек, понесенные армией Массена во время его бесплодного похода на Лиссабон в 1810 — 1811 годах, были первым знаком для французов, что «испанскую язву» невозможно удалить хирургическим путем, даже имея на юге Пиренеев почти 300-тысячную армию ^{211}.

Помимо ослабления Франции англичане добились того, что Испания перестала чинить какие-либо стратегические или коммерческие препоны Великобритании. В конце концов, прежде в большинстве англо-французских войн Испания боролась на стороне Франции, что не только создавало угрозу потери Гибралтара и масштабных военных действий на море (силами объединенного франко-испанского флота) против британского военно-морского флота, но и негативно сказывалось на возможности экспорта на рынки Пиренейского полуострова, Латинской Америки и Средиземноморья. Дружественная, а не враждебная Испания в данном случае означала конец всем этим угрозам. Это сильно ослабило негативный эффект для британской торговли от введения континентальной системы, поскольку товары из Ланкашира и центральных графств Англии вернулись на свои прежние рынки. В 1810 году общий объем экспорта Великобритании достиг рекордных £48 млн. (против £37 млн. в 1808-м). И хотя передышка была слишком краткой из-за закрытия Балтики и бурных споров между Великобританией и США по поводу реквизиции и блокады, ее эффект оказался благотворным. Она придала силы самому могущественному врагу Наполеона за пределами континента в то время, когда в самой Европе назревал политический взрыв.

В действительности наполеоновская система управления в Европе имела достаточно противоречивую природу. Не беря во внимание достоинства и недостатки революции в самой Франции, страна, объявляющая свободу, братство и равенство, теперь под руководством своего императора занималась порабощением населения соседних территорий, размещая на них свои войска, конфискуя их товары, нарушая торговлю, налагая огромные контрибуции, взимая непомерные налоги и забирая в армию местную молодежь ^{212}. Негодование росло по мере ужесточения условий, диктуемых континентальной системой: не только Нант и Бордо, но также Амстердам, Гамбург, Триест несли огромные убытки из-за экономической войны, которую вел Наполеон против Великобритании. Но немногие решались на открытое вооруженное выступление, как испанцы, или просто на выход из губительной континентальной системы, как русские в декабре 1810 года ^{213}. Однако после того, как Великая армия Наполеона была разгромлена в московских кампаниях, а его испанская армия оттеснена к Пиренеям, появилась возможность положить конец французской гегемонии. Все, что нужно было пруссакам, русским, шведам, австрийцам и прочим союзникам, так это оружие и снаряжение (деньги, разумеется, тоже), которые уже в достаточном количестве поступали от британцев португальцам и испанцам. Таким образом, безопасность Британских островов и ее относительное процветание, с одной стороны, и изнуряющая и все более алчная природа французского правления, с другой, наконец сошлись, чтобы в итоге уничтожить империю Наполеона.

Такому общему анализу экономических и геополитических факторов неизбежно свойственно преуменьшение роли тех или иных аспектов личного характера — например, прогрессирующей апатичности и самообольщения Наполеона. Возможна также недооценка неустойчивого военного равновесия практически вплоть до последнего года войны: французы даже тогда обладали достаточными ресурсами, чтобы построить огромный флот, будь у них такое стремление. Британская экспортоориентированная экономика вынуждена была выдержать свой самый серьезный тест на прочность в 1812 году, и до сражения под Лейпцигом в октябре 1813 года Наполеон имел неплохие шансы разбить одного из своих восточных врагов и таким образом вновь разрушить антифранцузскую коалицию.

Тем не менее французская «вездесущность» — результат завышенной самооценки Наполеона — к этому времени переходила всякие границы, и любая большая неудача немедленно отражалась на всей империи, поскольку всем регионам, находящимся под властью узурпатора, приходилось формировать все новые и новые войска, чтобы восстановить боеспособность армии. В 1811 году в Испании находилась 353-тысячная французская армия, но, по наблюдениям Веллингтона, она могла контролировать ситуацию лишь в пределах своей дислокации — защита коммуникаций требовала слишком много сил и ресурсов, что делало ее уязвимой для англо-португальско-испанских сил. Когда в следующем году Наполеон решил покуситься на независимость России, из Испании было отозвано порядка 27 тыс. солдат и офицеров, которые влились в ряды Великой армии, выступившей на Москву. Из более чем 600 тыс. участников этого похода лишь 270 тыс. были французами (примерно столько же оставалось на Пиренейском полуострове). Но так как французами «по рождению» теперь считались и бельгийцы, и голландцы, и многие итальянцы, проживающие на захваченных территориях, войска, сформированные из выходцев французских регионов в пределах границ, существовавших до 1789 года, составляли в российской кампании бесспорное меньшинство. Возможно, это не имело никакого значения на ранних, успешных этапах похода на Москву, но при отступлении, когда войскам, стремившимся домой, приходилось постоянно сражаться как с суровыми погодными условиями, так и с преследовавшими их казаками, данная особенность армии сыграла важную роль ^{214}.