На мгновение ее захлестнула такая жаркая волна ярости, что она забыла о необходимости дышать. И дело было не только в манере, в которой он отверг ее предложение, но во многих предшествующих годах пренебрежения. Сильнейшая боль сдавила ей горло.
Потом у нее закружилась голова.
В чувство ее привел страх упасть в обморок на глазах у всех этих людей. Она распрямила спину и плечи и попыталась придать лицу безразличное выражение.
Как раз вовремя. Взгляд холодных серых глаз Эдмунда, праздно скользивший по комнате, остановился на ней. Осмотрев ее с головы до ног, он скривил губы от омерзения.
Он не смог бы оскорбить ее сильнее, даже если бы залепил ей пощечину. Строго говоря, ему не удалось бы ее ударить, потому что она мгновенно среагировала бы и отразила атаку. Ведь именно Эдмунд научил ее держать оборону. Она отчетливо осознала, как близки они были в детстве и как бесконечно далеки сейчас.
Боже, ну зачем он пришел на прием именно сегодня, когда на ней платье, в котором она чувствует себя… потаскухой?
Потаскуха. Обвинение зазвенело у нее в ушах. Впервые это слово прозвучало из уст экономки Эдмунда, чтобы заклеймить поведение Джорджианы, когда она, наловив бабочек, проскользнула к нему в комнату, где он лежал больной, чтобы приободрить. То был последний раз, когда она пробиралась к нему в дом. Больше никто не называл ее этим оскорбительным словом, но стоило ей услышать, как какую-то женщину клеймят потаскухой за скандальное поведение, казалось, что кто-то вонзает когти ей в кожу.
Перехватив взгляд Эдмунда, Джорджиана задумалась, не посещала ли и его подобная мысль.
Она ахнула.
Не потому ли он не писал ей, хотя и обещал? Может, в промежутке между их последним обменом записочками и его отбытием на острова кто-то убедил его прекратить знакомство с нею? Он не просто забыл ее, поскольку обзавелся более интересными товарищами, а… Ее догадка все объясняла. Вот почему Эдмунд ее проигнорировал.
Мачеха говорила, что с тех пор, как умер его отец и он сделался графом, Джорджиане не стоит ожидать от него публичного признания знакомства с ней. Кроме того, он больше не мальчик, но мужчина, много поездивший по свету и приобретший опыт. Джорджиана присмотрелась к нему более пристально и поняла, что этот одетый по последней моде, утонченный мужчина расценивает написанные ею письма как проявление детской глупости.
Внутренне она похолодела, разом осознав, что ее взгляды на многие вещи достойны презрения. И тут же поклялась себе измениться. Если Эдмунд не хочет иметь с ней ничего общего, то и она не станет позорить ни его, ни себя, давая понять, что некогда питала к нему нежные чувства.
Когда она увидела его в следующий раз — на местной ассамблее в Бартлшэме, — то, улыбаясь, держалась рядом со Сьюки и толпой ее воздыхателей. Вместо того чтобы игнорировать несчастных, с которыми сестре некогда было потанцевать, Джорджи приглашала их сама. От изумления многие не находили слов для вежливого отказа, поэтому один-единственный раз в жизни у нее не было недостатка в партнерах для танцев.
Но Эдмунда это нисколько не впечатлило. По крайней мере, не так, как она надеялась. Он тогда смотрел на нее точно так же, как сейчас. Будто испытывает омерзение.
И сейчас Джорджиане пришлось поступить точно так же, как тогда: она вздернула подбородок и отвернулась, будто найдя более достойный ее внимания объект. Взгляд ее упал на баронета, который, стоя у пианино, накладывал себе на тарелку закуски. И незаметно заталкивал в карман третий по счету сэндвич.
При виде крадущего еду гостя Джорджиана так изумилась, что действительно позабыла об Эдмунде. Но лишь на мгновение. Она тут же обнаружила его шагающим через комнату прямиком к ней с таким видом, будто намерен задушить ее.
Сердце Джорджианы отчаянно заколотилось. Она не могла взять в толк, чем вызвала его неудовольствие. Обычно, если они встречались при подобных обстоятельствах, он ее попросту игнорировал. Он разговаривал практически со всеми другими гостями, ее же удостаивал лишь холодным кивком на прощание. А сейчас он идет к ней…
Вообще-то, у Эдмунда нет никакого права так на нее смотреть. Это ей следует злиться на него и метать в него уничижительные взгляды. Ах, если бы только он вел себя более… разумно, ей, возможно, не пришлось бы расставаться с Уайтсоксом, или наблюдать, как мачеха тратит на глупые безрассудства деньги, скопленные для нее отцом, или против воли надевать откровенный наряд, чтобы привлечь внимание мужчин, которым не помешало бы улучшить свои манеры. Возможно, ей вообще бы не пришлось приезжать в Лондон.
К тому моменту, как он подошел к ней, от переполняющей ее злости Джорджиана успела сжать кулаки. Судя по виду, Эдмунд и сам был чем-то разгневан. В первое мгновение ни он, ни она не произносили ни слова, а просто стояли, испепеляя друг друга взглядами.
— Ты, как я погляжу, решила взять Лондон штурмом, — наконец проговорил он, выразительно указывая глазами на низкий вырез ее платья.
Он первым не выдержал и нарушил молчание. Джорджиана расценила это как свою маленькую победу.
— А ты, как я погляжу, оставил светские манеры в Бартлшэме, — парировала она.
— Туше, — ответил он, поднимая руку, чтобы, как в фехтовании, признать укол. Еще одна маленькая победа Джорджианы. — Однако, если хочешь услышать из моих уст комплимент своему внешнему виду, боюсь, придется ждать долго.
Она решила, что он намеревался уязвить ее, но попытка пропала втуне, ведь он не может ненавидеть ее наряд сильнее, чем она сама. Более того, его грубый тон позволил Джорджиане откровенно высказать ему все, что она думает.
— Я уже усвоила, что тебя ждать — только зря время терять.
— Я приехал на встречу с тобой к ручью сразу, как получил записку, — проговорил он несколько смущенным тоном. — А на следующий день нанес визит к тебе домой, намереваясь сообщить, что… — Он покачал головой. — Это уже не важно. К тому времени, как я успокоился, ты уже отбыла в Лондон, а теперь я вижу, что те слова утратили актуальность.
— Ты приезжал ко мне домой?
Джорджиана не ожидала от него подобного поступка. Она тосковала по его обществу все те годы, что он провел за границей, надеялась, что после его возвращения их отношения станут прежними… Что, впрочем, лишний раз доказывало, насколько она глупа. Когда Эдмунд уехал, они оба были детьми, а когда вернулся, стали взрослыми людьми. Их отношения никак не могли стать прежними, даже если бы он сдержал слово писать ей.
— Да, — угрюмо подтвердил он. — Имел сомнительное удовольствие познакомиться с кузеном твоего отца, мистером Уикфордом.
— И поделом тебе, — отозвалась она, как могла бы сказать в двенадцать лет. — Посчастливилось ли тебе повстречать также и миссис Уикфорд? Знакомство…
Она оборвала себя на полуслове, сообразив, что начала говорить с ним, как когда они были детьми. Напрочь позабыв о присущих леди манерах, которые усваивала с таким трудом. Как будто и не было никакого предательства и пренебрежения со стороны Эдмунда.