Воннегут сделал шаг назад, но остался стоять перед присяжными.
– Пункт третий: психиатрическое заключение. «Он снова будет убивать!» Дамы и господа… хорошенько обдумайте это предложение. «Он с-н-о-в-а будет убивать!» Еще даже не доказано, что он вообще кого-то убил в своей жизни, а психиатр утверждает, что он снова это сделает. По сей день остается неясно, на основе чего было сделано такое заключение. Хочу напомнить вам о еще одном немаловажном противоречии. Если Томас Вандер действительно действовал точно и с холодным умом, постоянно держа ситуацию под контролем, тогда почему, спрашиваю я вас, дело вообще дошло до этого предполагаемого побега мальчика и мнимого убийства в состоянии аффекта?
Воннегут сунул руки в карманы и стал покачиваться на носках.
– Вернемся к следам. Когда кто-то пытается сымитировать несчастный случай дома, то инсценирует следы так, как считает правильным. Но в этом случае типичных ошибок найти не смогли. Сторона обвинения даже доказала, что Томас Вандер, садовник с сутулой спиной и кривыми пальцами, блестяще справился с задачей. Я спрашиваю вас: откуда у садовника такие знания? Как садовник, к тому же находящийся в стрессе, за считаные секунды может догадаться, как идеально инсценировать место убийства, так что даже криминалисты уголовной полиции с многолетним опытом не могут найти ни одной ошибки?
Воннегут сделал глубокий вдох.
– Со вчерашнего дня мы знаем: пороховые следы – это остатки несгоревшего пороха из боевого патрона. Мельчайшие частицы можно обнаружить спустя несколько дней. Но ни на пальцах, ни на одежде подозреваемого ничего не было. Кстати, не нашли даже этот одиозный тупой предмет, о котором постоянно говорит сторона обвинения. До сегодняшнего дня он остается чистой фикцией. Следы пороха были обнаружены лишь на пальцах мертвого мальчика. Будь Томас Вандер волшебником или техником-криминалистом с обширными профессиональными знаниями и не находись он в стрессе и волнении, возможно, он смог бы такое устроить – но это не его случай.
Воннегут пожал плечами, а его голос приобрел отеческий тон.
– И что же предприняла сторона обвинения? Эксперты-криминалисты обыскали все мусорные контейнеры в радиусе километра от места происшествия, но не нашли никакой одежды со следами пороха. Следы пожара также отсутствуют. Это свидетельствует о том, что Томас Вандер не прятал и не уничтожал свою одежду. Но изучали ли следователи мусор в приюте? Исследовали одежду персонала? Проверяли сам персонал на наличие следов пороха? Нет. И я назову вам причину: этот детский дом табу! Он финансируется из бюджета города Вены. Он – тема предвыборной борьбы. Директор приюта «Солнышко» к тому же брат министра внутренних дел.
По рядам зрителей прошел гул.
– Было ли это самоубийство или, возможно, коварное убийство, которое один из воспитателей инсценировал в доме Томаса Вандера? – Воннегут наклонил голову набок. – Один тот факт, что уголовная полиция не расследовала это, говорит о многом.
Судья бросила на Воннегута безэмоциональный взгляд.
– Перейдем к предпоследнему пункту: заключению судмедэксперта. Здесь я был действительно разочарован. Мы показали, что доктор Гарке, которого по необъяснимым причинам снова привлекают к работе в качестве судебного медика, за свою карьеру вынес уже много ошибочных заключений. Я не хочу к этому цепляться, потому что все мы знаем, в каком невероятном напряжении работают врачи. Я просто еще раз хотел бы указать на то, что наша контрэкспертиза была отклонена, и нам не удалось проверить, не стали ли мы в очередной раз свидетелями ошибочного медицинского заключения.
Воннегут снова принялся раскачиваться на носках.
– Последний пункт моей речи посвящен самому важному пункту обвинения. Во время компьютерной томографии на легком были обнаружены три белые маленькие точки. Якобы осколки черепной кости, которые мальчик вдохнул и которые должны доказать, что он умер от последствий удара по голове. Но при вскрытии этих осколков не нашли. Так что они остаются фантомами на черно-белом фото.
Воннегут провел рукой по воздуху.
– Мы помним, что в тот день дети обедали в 12:30. В меню стояли жареные колбаски из индейки со шпинатом и на десерт фруктовый салат. Но когда я спросил судебного медика, находятся ли в желудке мальчика остатки яблок или груш из фруктового салата, он не смог ответить мне на этот вопрос.
Воннегут наклонил голову и поджал губы.
– Дамы и господа! Этот новый метод, так расхваленный стороной обвинения, который однажды заменит вскрытие, не может даже отличить яблок от груш. Тем сомнительнее утверждение, что белые точки на КТ-снимке – это мелкие осколки черепа, которые мальчик вдохнул в предсмертной агонии. Пока мы не сможем на все сто процентов доверять компьютерным снимкам, надеюсь, что обычное вскрытие будет проводиться и впредь.
Судья посмотрела на часы, и Воннегут с пониманием кивнул ей.
– Дамы и господа, я призываю вас не рисковать и не выносить обвинительный приговор мужчине, чья вина не доказана однозначно. Спасибо.
Воннегут сел на свое место.
Судья обратилась к обвиняемому:
– У вас есть возможность сказать последнее слово. Вы хотите что-то добавить к словам защитника?
Томас Вандер поднялся. Он повернулся к присяжным с таким видом, словно должен был продать букет цветов на похороны собственного сына.
– Я садовник, я выращиваю цветы и хочу делать людей счастливыми. Я никому не смог бы причинить зла, тем более ребенку.
Он сел, и после соответствующего объявления присяжные удалились для совещания.
Дитц не стал отвлекаться на шум отодвигаемых стульев и говор вокруг, а принялся записывать в блокноте. Статья шла хорошо, и страницы быстро заполнялись.
– Вы репортер? – неожиданно спросила ухоженная и привлекательная дама, которая до этого молча сидела рядом с ним.
Дитц поднял глаза. На журналистку не похожа. Скорее, зевака, которая получила место в третьем ряду.
– Каково ваше мнение? Это он сделал?
Дитц наклонил голову.
– Не важно, он это сделал или нет. Важно, чему поверят присяжные.
– И как вы считаете? Каким будет приговор?
– Сложно сказать. – Дитц отложил ручку в сторону. – Исследования показали, что присяжные очень рано определяются, часто уже во время вступительной речи, виновен подсудимый или нет. В таком случае они цепляются за доказательства, которые подтверждают их первые впечатления, и отклоняют контраргументы.
Дитц думал, что защитник воспользовался именно этим знанием. Воннегут хотя и не был блестящим юристом, зато отличным психологом, который играл на чувствах присяжных.
– Почему вас интересует это дело? – спросил он.
– Я мать Томаса Вандера.
Дитц долго смотрел на нее и заметил тревогу в ее глазах. Она взглянула на его блокнот, и неожиданно Дитцу стало стыдно, потому что он писал сенсационный репортаж, тогда как женщина рядом с ним боялась за свободу своего сына.