Кровавый век - читать онлайн книгу. Автор: Мирослав Попович cтр.№ 223

Третья – свобода от лишений, что в мировом контексте означает экономическое благосостояние, которое обеспечит достойную и мирную жизнь граждан всех держав мира.

Четвертое – свобода от страха, что в мировом контексте означает повсеместное сокращение разоружений до такого уровня и таким тщательным выверенным способом, что ни одно государство не будет в состоянии осуществить акт физической агрессии против любого своего соседа – где угодно в мире.

Это не перспектива далекого тысячелетия. Это четко очерченная основа для модели мира, которую можно достичь в наше время, при нашем поколении. Такая модель мира является откровенным отрицанием так называемого порядка тирании, который диктаторы пытаются навязать с помощью взрывов бомб.

Такому новому порядку мы противопоставим высшую концепцию – строй, который основывается на морали. Здоровое общество способно одинаково бесстрашно противостоять планам мирового господства и заграничным революциям».

Президент США Ф. Рузвельт подписывает документ об объявлении войны Японии

9 августа 1941 г. Рузвельт и Черчилль встретились около берегов Нью-Фаундленда, куда они прибыли на военных кораблях. Это была первая встреча лидеров обеих держав после 1919 г., – так называемая Атлантическая конференция. В ходе конференции достаточно поверхностно обсуждались детали военного сотрудничества, зато – неожиданно для Черчилля – много внимания президент посвятил общим идеологическим вопросам. Позже историки стран советского блока старательно обходили эти общие вопросы, обращая внимание в первую очередь на скрытые практические контексты деклараций. Главным документом, однако, стала так называемая Атлантическая хартия, в которой нашли воплощение идеи, изложенные Рузвельтом в Конгрессе.

Черчилль отнесся к Атлантической хартии сдержанно. В докладе своему правительству 11 августа он говорил: «Президент… уделяет большое значение общей декларации, которая, по его мнению, повлияет на формирование общественного мнения в Соединенных Штатах… Можно трактовать это как преходящую и частичную декларацию о военных целях, рассчитанную на то, чтобы заверить все страны в правильности наших целей, а не как законченное здание, которое построим только после победы». ^[583] Профессиональный парламентский оратор, консерватор, чуждый привычке подстраивать политику под принципы, Черчилль не воспринимал общую риторику как формулировку целей войны. А между тем для Рузвельта это были настоящие, реальные, не утопические (подобно коммунистически-революционным) цели, которым должно было быть подчинено послевоенное устройство мира.

Большая тройка – Сталин, Рузвельт и Черчилль. Тегеран, 1943

22 декабря 1941 г., уже после нападения Японии на Пёрл-Харбор и вступления США в войну, Рузвельт встречал Черчилля на аэродроме в Вашингтоне. Вашингтонская конференция была чрезвычайно важной с точки зрения формирования общей стратегии войны – невзирая на японскую агрессию и угрозу в бассейне Тихого океана, США приняли курс на разгром Германии как на первоочередную задачу. Но и здесь Рузвельт настоял на формулировке общих целей войны. Опасения Черчилля теперь были более обоснованы: он чувствовал в общих формулах демократии и либерализма опасность для Британской империи. Тем не менее, с некоторыми невинными на первый взгляд уточнениями, которые могли быть использованы в конфликте с колониями, текст был отработан обеими сторонами. Зато он вызывал опасение у нового советского посла в США М. М. Литвинова. Бывший нарком иностранных дел, непримиримый антифашист, демонстративно устраненный Сталиным во времена «дружбы» с Гитлером даже из ЦК (вместе с женой Молотова, тоже, как и Литвинов, еврейкой), старый большевик Литвинов растерялся от преамбулы и особенно от формулировки «свобода вероисповедания».

Утром 1 января Рузвельт вытянул Черчилля из ванны, чтобы сообщить, что он вместо выражения «союз государств» придумал название «объединенные нации». 1 и 2 января 1942 г. представители 22 государств подписали Декларацию Объединенных Наций.

С того времени общая гуманистическая и демократическая риторика входит в правовые документы, которыми должны руководствоваться все государства – члены сообщества Объединенных Наций.

Конечно, Сталин рассматривал эти общие слова о правах и свободах как христианскую демагогию, которой его безуспешно учили в тбилисской семинарии. Но он смог подписать такое, например, положение Тегеранской декларации 1 декабря 1943 г.: «Мы будем стремиться к сотрудничеству и активному участию всех стран, больших и малых, народы которых сердцем и умом посвятили себя, подобно нашим народам, задаче устранения тирании, рабства, гнета и нетерпимости (курсив мой. – М. П.)… Завершив наши дружественные совещания, мы уверенно ожидаем того дня, когда все народы мира будут жить свободно, не подвластные действиям тирании, и в соответствии со своими разными устремлениями и своей совестью». Как бы иронически не относился Сталин к словам политиков о тирании и совести, подобные фразы создавали политическое пространство, где после войны действовали Организация Объединенных Наций, Нюрнбергский трибунал, который впервые в истории судил за преступления против человечества, дипломаты и журналисты послевоенного времени. Даже выражение «тоталитарный режим» проникло в сознание тех, кто читал протоколы Нюрнбергского процесса. Никто еще не исследовал, какое влияние все это оказало на вызревание и подготовку Перестройки.

Был ли действительно Рузвельт прекраснодушным идеалистом, на самом ли деле он слишком верил Сталину и шел на недопустимые уступки коммунизму? О, нет, в реальной политике не только Черчилль, но и Рузвельт нередко проявляли жесткий и двурушный макиавеллизм. Чего стоят преследования японцев – выселения 120 тыс. граждан США японского происхождения в лагеря для интернированных без предъявления каких-либо обвинений. Правда, в 1944 г. Верховный суд США решил дело «Коремацу против Соединенных Штатов» в интересах истца-японца, и жертвы этнических преследований были возвращены в свою Калифорнию, но официальное извинение за содеянное с выплатой компенсации состоялось только через сорок лет. Достаточно вспомнить бессмысленные, с военной точки зрения, крайне жестокие бомбардировки мирного населения Германии с целью демонстрации силы и подавления воли к сопротивлению, а особенно – страшную и неразумную бомбардировку Дрездена в конце войны, что демонстрировало мощь США не столько немцам, сколько Советскому Союзу. Наконец, примером бесссердечного макиавеллизма стали атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки – уже Америкой Трумэна.