Кровавый век - читать онлайн книгу. Автор: Мирослав Попович cтр.№ 181

Политический консерватизм представляет собой противоположность революционным способам мышления и действия. Консерватизм не терпит не столько изменений, сколько общих принципов; его стратегия – исходить из конкретных целей в конкретных ситуациях. Отмеченные выше политические задачи современного государства консерватизм стремится решать в контексте конкретности, ограничивая деятельность непосредственно данным и при условиях «отторжения всего, что попахивает спекуляцией или гипотезой». ^[465] Что же касается либерально-прогрессистской деятельности, ориентированной на далеко идущие будущие цели, – то она опирается не на целостность и конкретность реальности, а на возможности, и «убегает от конкретности не потому, что хотела бы заменить ее другой конкретностью, но потому, что она стремится к созданию другой системной исходной точки для последующего развития». ^[466] «Консервативный реформизм» основывается на замене одних единичных факторов (личностей или законов) другими, тогда как либеральный реформизм стремится к изменению системы как целого, исходя из определенных принципов. Если прогрессивная (либеральная) мысль видит действительность в категориях возможности и нормы, то консервативная – в категориях истории.

Парадоксальность ситуации заключается в том, что консерватизм в конечном счете направлен на сохранение традиционного строя западного социума, а следовательно, и его либеральных принципов. Сегодня «неоконсерватизм» в стиле Маргарет Тэтчер или Рональда Рейгана называют также «неолиберализмом» – и это есть парадоксальный синтез двух социальных программ.

Но не двух «стилей мышления». Характеристика, данная Маннгеймом консерватизму как стратегии, дискурсу и «ментальности», остается справедливой для XX века.

Поражение демократов после Первой мировой войны означало поражение не только специфического вильсоновского баптистского идеализма, но и либерального идеализма вообще, возвращение Америки к изоляционизму. Отгородившись от мира высокими таможенными барьерами, Соединенные Штаты Америки жили по законам свободного капитализма laissez faire. Победил консерватизм с либеральными ориентациями в экономике, настроенный на решительное сопротивление государственному вмешательству в хозяйственные дела. Между 1921-м и 1929-м г. политику снижения налогов вдохновлял министр финансов Эндрю Меллон, и все налоговые тяготы на бизнес, введенные в годы войны, были решительно ликвидированы. Президентство республиканцев Гардинга, Кулиджа и Гувера приходится на период чрезвычайно быстрого экономического роста, за которым крылись невидимые болезни общества, прорвавшиеся наружу в годы Великой депрессии.

Крах мессианистской идеологии Вильсона означал поворот к «старой Америке». Консервативный и даже реакционный характер этой эпохи в истории США сказался, в частности, в росте самых темных предрассудков, которым иногда оказывалась поддержка властей. Так, в ряде штатов было законодательно запрещено дарвинистское учение, а в штате Теннесси состоялся знаменитый «обезьяний процесс», который стал вершиной попыток довести интеллектуальный уровень Америки до средневекового. Вдохновителем и организатором его были не республиканцы, а бывший союзник демократов и вице-президент в период правления Вудро Вильсона, лидер популистов, демагог Уильям Дженнингс Брайан.

Это скорее свидетельствует о развале идеалистической демократической идеологии пуританского типа и вырождения ее в тупой обскурантизм. Но Брайан был не один – проповедники Кохлин, Таунсенд и другие фундаменталистские идеологи-антисемиты создавали удушающую общественную атмосферу, которая способствовала оформлению правого радикализма. Особенно опасным для демократии был губернатор штата Луизиана Хью Лонг. Если бы он не погиб перед второй президентской кампанией Рузвельта, политическая ситуация в стране была бы сложнее. К этому нужно добавить ужасные последствия (также пуританского) запрета на изготовление, продажу и перевозку алкогольных напитков (сухой закон), принятого в качестве восемнадцатой поправки к Конституции США еще при Вильсоне в 1919 г. В результате все, связанное с алкоголем, ушло в «тень», и в США выросли мощные мафиозные структуры. А в то же время республиканцы были готовы к репрессивным действиям против левых оппозиционеров, и шеф ФБР Эдгар Гувер продолжал заводить досье на «радикалов» и «нелояльных граждан».

Вудро Вильсон

Влиятельными силами в Америке были правые и, к тому же, формировались ультраправые политические силы. А удар Великой депрессии был настолько сильным, что общество очутилось, казалось, перед угрозой или полного развала, или спасения ценой потери демократии.

В конце октября 1929 г. произошла катастрофа на нью-йоркской бирже – падение курса ценных бумаг сразу на 40 %; покатилась волна банкротств, в результате которой до конца 1932 г. производство в США упало на 53 %, торговля сократилась на три четверти, и остановилась деятельность более десяти тысяч банковских учреждений. ^[467] В 1932 г. каждый четвертый американец был безработным. Страх охватил Америку, и даже тот, кто годами имел постоянную работу, жил в тревожном ожидании минуты, когда очутится на улице. Сотни тысяч людей блуждали по Америке без всякой надежды. Крах общественной системы был реальной перспективой. И при этом в США никогда не было серьезной организованной леворадикальной силы, а так называемая коммунистическая партия являла собой жалкий кружок, который не имел существенного влияния на рабочее движение.

Великая депрессия. Очередь в банк

И в ходе выборов 1932 г., и в годы президентства Рузвельта позиции правых были четко артикулированы и противопоставлены леволиберальному курсу. Бывший президент Гувер стал главным лидером правой консервативной оппозиции реформам, издав в 1934 г. книгу «Вызов свободе». Такие консервативные критики программы Рузвельта, как, например, авторитетный экономист и философ из университета Чикаго Фрэнк Найт, энергично и откровенно выступали против социального законодательства Рузвельта, исходя из принципов старого либерализма. Аргументы правых были скорее идеологические: для них программа «Нового курса» была кощунством, поскольку задевала неприкосновенность собственности.

И сегодня не умолкает критика экономической политики Рузвельта. Через четверть века после New Deal право-либеральный чикагский экономист Милтон Фридман, непримиримый критик (задним числом) экономической политики Рузвельта, доказывал, что Великая депрессия могла бы закончиться раньше, в 1931 г., если бы Федеральная резервная система не сократила денежную массу. Это, по-видимому, единственный серьезный аргумент, но он остается чисто умозрительным и относится к сфере сомнительно возможного. Говорится также о поспешности, с которой правительство Рузвельта проводило свои реформы.