Кровавый век - читать онлайн книгу. Автор: Мирослав Попович cтр.№ 162

Учтем и то, что Аллилуевы были людьми из окружения прежних кавказских друзей и соратников Сталина, в которое входили Киров, Орджоникидзе, братья Енукидзе и некоторые другие – их было не так уж и много. Семья Аллилуевых в годы Большого террора попала в немилость вместе со всеми.

Горький радикально изменил свою политическую позицию на протяжении 1926–1928 гг., и с этого времени начал регулярно наезжать в СССР, а в 1931 г. окончательно вернулся на родину.

Первое время Горький был очень близок к Ходасевичу и Берберовой (резко антикоммунистически настроенным супругам). Они вместе жили под Берлином в начале 1923 г., потом в Чехословакии, а с осени 1924 г. – близ Сорренто. 7 апреля 1926 г. Ходасевич пишет в одном из писем о политическом разрыве с Горьким, о том, что он «устал от его двуличия и лжи (политической!), устал его разоблачать». ^[403] Эйхенвальду Ходасевич писал: «Я все надеялся поссорить его с Москвой. Это было бы полезно в глазах иностранцев. Иногда казалось, что вот-вот – и готов. Но в последнюю минуту покатился немедленно по наклонной плоскости и докатился до знаменитого письма о Дзержинском. Природа взяла свое, а я был наивен, каюсь». ^[404]

Максим Горький

Конфликт, который непосредственно размежевал Ленина и Горького в годы Гражданской войны, касался судеб верхушки российской интеллигенции. Отношения между Горьким и Лениным обстоятельно испортились еще до войны. Письма Ленина к Горькому не сохранились, но из ответов Горького можно судить, что более воинственную позицию занимал именно он, а Ленину приходилось большей частью оправдываться. Беспартийный Горький, в годы Первой русской революции был близок к большевикам, а после ее поражения – к ультралевой фракции Богданова – Луначарского, в ходе войны вообще отошел от социал-демократов и был ближе к эсерам, с которыми его связывала бывшая жена, эсерка Екатерина Павловна Пешкова. Тогда Горький вынашивал планы образования объединенной социалистической партии, был очень дружен со старым народником Германом Лопатиным, который пошел на каторгу за попытку освободить Чернышевского, а также с маниакальным преследователем агентов охранки, тщеславным Бурцевым и писателем Амфитеатровым, который позже связывал Савинкова с окружением Муссолини. В 1917 г. Горький пытался вовлечь в объединяющий проект В. Г. Короленко, который от этого резко отмежевался. Тогда Горький попробовал сделать центром оппозиции независимую левую газету «Новая жизнь», учрежденную им отчасти на свой гонорар за полное собрание сочинений, отчасти – на одолженные деньги. Сотрудниками Горького в газете были бывший большевик Десницкий (Строев), меньшевик Суханов (Гиммер) и литературный агент Горького А. Н. Тихонов. Эта газета долго оставалась чуть ли не единственным легальным органом демократической оппозиции власти большевиков. Ленин терпел ее лишь из-за своего пиетета к Горькому.

К этому времени М. Ф. Андреева, большевичка и даже ленинское «око» при Горьком, уже фактически разошлась с ним, хотя и продолжала жить с секретарем Горького Крючковым в огромной квартире Горького, где всегда находилось много людей (каждый со своей семейной кличкой). Горького в доме звали Дука. Здесь также жила жена Тихонова (давняя любовь Горького) с дочерью от первого брака, балериной, которая считалась внебрачной дочерью Тихонова, но как две капли воды была похожа на Горького. В частности, у них в доме проживала (в 1919–1921 гг.) и Мура – Мария Закревская, по прозвищу Титка, аристократка украинского происхождения, первый раз замужем – за Бенкендорфом, по второму мужу – баронесса Будберг, вероятный агент ВЧК и лично Петерса, а в свое время – агент и подруга Локкарта, английского разведчика. Ей Горький позже посвятил едва ли не наилучшее свое произведение – «Жизнь Клима Самгина».

М. И. Закревская-Бенкендорф-Будберг. Портрет работы А. Билинской-Богданович

В действительности, трудно объяснить отношение Ленина к Горькому одними лишь прагматичными рассуждениями. Очевидно, «буревестник революции» символизировал для «вождя мирового пролетариата» харизму рабочего класса как пролетарский писатель и выразитель (хотя и не очень сознательный и слишком испорченный интеллигенцией) его классовых интересов.

Эта удивительная аберрация говорит о Ленине куда больше, чем о Горьком. Алексей Максимович Пешков никоим образом не принадлежал к пролетариату. Когда Горький после амнистии в связи с трехсотлетием дома Романовых в 1913 г. вернулся из эмиграции в Россию, он обратился за паспортом в Нижегородскую ремесленную управу, и там ему в 1914 г. выдали паспорт на 5 лет как «цеховому Алексею Максимовичу Пешкову». Это полностью отвечало его социальному происхождению. Если уж говорить о социальной принадлежности, Горький происходил из достаточно зажиточных слоев российского «среднего класса» – как тогда говорили, мещанства.

Вера в «историческую миссию пролетариата» была более поздним культурно-визионерским увлечением Горького, а не результатом воспитанного сосуществованием с «фабричными» классового чувства. Эта вера скорее происходила из абстрактной жизненной философии, как и у антипода Горького – Бердяева. К укоренившимся в мещанской среде социальным инстинктам можно отнести разве что неприязнь Горького к крестьянству.

Талантливый писатель-самоучка, которого многому научил сосланный тогда в Нижний Новгород В. Г. Короленко, показал России не ее пролетариат, а ее дно, и стал безумно популярен. В начале века к нему в Нижний зачастили известные российские писатели «на поклон», как иронически заметил Бунин (который, в конечном итоге, сам ездил к Горькому) – так в России посещали только Чехова и Толстого. Горький и несколько близких к нему людей, самым способным из которых был Леонид Андреев, ввели даже «народную» интеллигентскую моду: все черное – широкополая шляпа, рубашка-косоворотка навыпуск, высокие сапоги. Популярность Горького была выражением острого интереса российского общества к темному «нижнему миру», который вот-вот мог заявить о себе вспышками революционной стихии. При этом менее одаренный Леонид Андреев кичился своей принадлежностью к миру «темноты», в рассказах смаковал всяческие ужасы и насилие, в то же время демонстрируя революционность. Горький, органически и непримиримо-левый, стремился прорваться через боль и насилие к гуманному будущему, и ему верили. Андреев всегда болезненно завидовал Горькому; в годы Гражданской войны он безуспешно пытался стать таким же идейным лидером белых, каким, по его мнению, был у красных Горький.