Джек ценил красноречие, и в течение часа я пил за его счет. На следующий день он позвонил сказать, что посылает мне шесть литровых бутылок виски, и спросил, не могу ли я сделать ему разрешение на ношение пистолета. Шотландское виски я любил и разрешение сделал.
После этого мы не встречались до 1929 года, когда я защищал Джо Виньолу, проходившего по делу об убийстве в клубе «Высший класс». В результате долгих разговоров с Джо, Джеком и другими я составил себе некоторое представление о происшедшем. Началось все с того, что Бенни Шапиро в восьмом раунде нокаутировал Малыша Мэрфи. Джек, всегда болевший за Бенни, поставил в тот вечер на него пять против семи и выиграл две «штуки».
В разговоре со мной Бенни припомнил, как Джек, войдя после боя к нему в раздевалку, сказал:
— Заезжай вечерком в клуб — отпразднуем твою победу.
— У меня встреча, Джек, — сказал Бенни.
— Бери ее с собой.
— Попробую, но может получиться поздно.
— Мы подождем, — сказал Джек.
Герман Цукман торопился к стойке, когда в клуб «Высший класс» вошел Джек со своей тогдашней подружкой, певичкой Элен Уолш. Раньше единоличным владельцем «Высшего класса» был Герман — теперь же клуб принадлежал на паях Герману и Джеку-Брильянту, решившему, что один Герман «не потянет». Находился клуб на Бродвее, недалеко от Пятьдесят четвертой улицы, на третьем этаже; в клубе имелся джаз-банд из шести человек, к которому в тот вечер присоединился и Джо Виньола, певец, официант и вдобавок скрипач.
Все тридцать столиков возле бара были заняты, несмотря на комендантский час, введенный мэром Уокером, который хотел оградить добропорядочных сограждан от рэкетиров, негодного пива и чудовищной выпивки. Метиловый спирт. Денатурат. Чистейший. Импортированный Джеком из подвалов Ньюарка и Бруклина. Пей — не хочу. Бармены трудились не покладая рук, но было их всего двое, Уолтер Рудолф, бармен со стажем и с больной печенью, и Лукас, человек здесь новый, и они не поспевали. Джек, он был в летнем костюме «палм-бич», скинул пиджак, снял белую соломенную шляпу и, закатав рукава рубашки, пришел барменам на выручку, а Элен Уолш подсела к стойке и стала слушать музыку. «Я влюбленный! Я бродячий влюбленный!» — пел Джо Виньола голосом Джона Гилберта и Оливера Харди. Он отыграл на скрипке припев, а затем побежал разносить напитки.
Коротышка Сол Бейкер, швейцар, сидел у дверей с двумя пистолетами в карманах — один в набедренном, другой в нагрудном — и загадочно улыбался входившим. Вооруженный налетчик, он только что вышел из Синг-Синга и был пригрет Джеком-Брильянтом. «Пусть ни один голодный вор не пройдет мимо моей двери». Только не говорите Солу Бейкеру, что у Джека-Брильянта нет сердца, — он вам все равно не поверит.
В конце стойки сидел Чарли Филетти; как вскоре выяснится, Чарли положил недавно в банк двадцать пять тысяч за один день, часть денег, которые ему, на пару с Джеком-Брильянтом, удалось вытрясти у каких-то маклеров, владевших биржевой конторой и промышлявших сомнительными сделками на фондовой бирже.
— Кто победил? — спросил Джека Филетти.
— Бенни. Нокаутом в восьмом раунде. Малыш не скоро очухается.
— Значит, я проиграл три сотни.
— Ты что, ставил на Мэрфи? — Джек так удивился, что перестал разливать выпивку.
— Ты Бенни доверяешь, а я — нет. И не я один. Многим не понравилось, что он слил Карригану.
— Слил?! Слил, говоришь?
— Я говорю то, что слышал. Мне-то самому Бенни нравится.
— Бенни никому не сливает, запомни это.
— Ладно, Джек, не заводись, я повторяю то, что слышал. Про Бенни говорят, что проиграть его заставить можно, а вот выиграть — нет.
— Не знаю, сегодня все было честно. Если б он сливал, я б на него не ставил. Видел бы ты, как он этого Мэрфи молотил. Живого места на нем не оставил. Мэрфи твой — болван. Руки у него — как сосиски. Бенни его живьем съел.
— Я Бенни люблю, — сказал Филетти. — Но пойми меня правильно: последний раз Мэрфи мне приглянулся. В тот вечер он смотрелся неплохо, я сам видел.
— Ты ничего в этом не смыслишь, Чарли. Не надо тебе на боксеров ставить. Не смыслишь, и все тут. Я правильно говорю, Уолтер? Ведь ни черта не смыслит, а?
— Я за бокс не болею, Джек, — сказал Уолтер Рудолф. — Отучился, пока в тюряге сидел. Последний раз был на боксе в двадцать третьем. Бенни Ленард отделал тогда одного парня, уж и не помню кого.
— А ты, друг? — окликнул Джек Лукаса, нового бармена. — Ты на бокс ходишь? Знаешь Бенни Шапиро?
— Вижу его имя в газетах… По правде сказать, мистер Брильянт, я больше насчет бейсбола…
— Ничего-то вы в боксе не смыслите, — вздохнул Джек. Он посмотрел на Элен. — А вот Элен разбирается, правда, крошка? Скажи им, что ты сказала сегодня, когда мы были на боксе.
— Не хочу, Джек. — Она улыбнулась.
— Давай.
— Мне неловко.
— Плевать. Повтори, что ты сказала, и дело с концом.
— Ладно. Я сказала, что у Бенни получается на ринге не хуже, чем у Джека-Брильянта в постели.
Все сидевшие за стойкой рассмеялись — но не раньше, чем рассмеялся сам Джек.
— Раз так, звание чемпиона ему обеспечено, — сказал он.
Атмосфера в клубе царила приподнятая; несмотря на позднее время, уходить никто не собирался. Джек простоял за стойкой сорок минут, и это ему надоело. В свое время он работал барменом, но владелец клуба заниматься такой работой не обязан. Впрочем, иногда — согласитесь? — бывает приятно делать то, что не обязан. Джек надел пиджак и подсел к Элен. Сунул руку под ее распущенные светлые волосы, обхватил ее за шею и поцеловал. Все отвели глаза — когда Джек целовал на людях своих дам, не смотрел никто.
— Джек тут как тут, — сказал он.
— Я рада его видеть, — отозвалась Элен.
В дверях появился Бенни Шапиро, и Джек, вскочив со своего места, пошел ему навстречу и, обняв за плечи, проводил к стойке.
— Я немного опоздал, — сказал Бенни.
— Где твоя девушка?
— Я встречался с мужчиной. Должен был выплатить страховку.
— Страховку?! Ты одерживаешь победу, ломаешь сопернику нос, а потом идешь платить страховку?!
— За отца. Я и без того уже две недели водил агента за нос. Он ждал. А утром бы страховку аннулировал. Я так понимаю: лучше сразу заплатить, пока все не растратил.
— Чего же ты молчал? Кто этот хрен?
— Все в порядке, Джек. Дело улажено.
— Нет, вы на него посмотрите! — провозгласил Джек, обращаясь ко всем присутствующим.
— Я ж говорю, лично мне Бенни всегда нравился, — сказал Филетти.
— Освободи нам столик, Герман, — сказал Джек. — Бенни пришел.
Герман Цукман стоял за стойкой и считал деньги. Он повернулся к Джеку и с изумлением посмотрел на него: