Мировая история - читать онлайн книгу. Автор: Джон Робертс, Одд Уэстад cтр.№ 357

Один из результатов становления национализма в исламской Африке заключался в его враждебности скорее к европейцам, чем к османам. Тамошний национализм к тому же связывали с новациями в культурной сфере. Все опять начинается с албанца Мохаммеда Али, прибывшего в Египет в качестве османского военачальника в 1801 году. Притом что Мохаммед Али лично никогда не бывал на Западе дальше места своего рождения в Кавале (область Румелия на территории современной Греции), он восхищался европейской цивилизацией и считал, что египтяне могли бы многое перенять у европейцев. Он распорядился привезти в Египет инструкторов по технической подготовке, нанять иноземных консультантов по мерам народного здравоохранения и санитарии, опубликовать переводы трудов европейских авторов и наставлений по техническим предметам, а также отправить юношей на учебу во Францию и Англию. Однако полученные результаты его совсем не устраивали. Практические достижения Мохаммеда Али даже расстраивали, хотя он открыл Египет для европейского (особенно французского) влияния как никогда прежде широко. Это влияние в основном происходило через образовательные и технические учреждения, а отражало все ту же заинтересованность французов в торговле и деловых связях с Османской империей. Французский язык в скором времени стал вторым языком общения образованных египтян, и многочисленная французская община выросла в Александрии, считавшейся одним из крупных многонациональных городов Средиземноморья.

Немногим государственным деятелям, занявшимся модернизацией за пределами европейского мира, посчастливилось втиснуть заимствования у Запада в технические знания своих народов. В скором времени молодые египтяне к тому же начали приобщаться еще и к европейским политическим воззрениям; во Франции их оказалось в избытке. Начали прорастать зерна идеологии, которой предстоит в конце-то концов способствовать преобразованию отношений Европы с Египтом. Египтяне были обречены на тот же самый урок, который уже извлекли индийцы, японцы и китайцы: европейскую болезнь следует перенести хотя бы для того, чтобы в организме выработались необходимые антитела для ее предотвращения в будущем. Итак, модернизация и национализм на Востоке оказались неразрывно переплетенными. Именно отсюда происходит непреодолимая слабость ближневосточного национализма. Она долгое время возводилась в разряд убеждения передовых элит, утративших связь со своим обществом, массы которого продолжали существовать в лоне исламской культуры, все еще оберегаемой от тлетворного влияния европейской идеологии. По иронии судьбы в качестве националистов на Ближнем Востоке обычно выступали наиболее европеизированные члены египетского, сирийского и ливанского общества, и ничего здесь не менялось вплоть до середины XX века. Но все-таки их фантазиям уготован был более широкий отклик со стороны простого народа. Именно среди арабов-христиан Сирии, видимо, впервые появилась мысль о панарабском или арабском национализме (в противоположность египетскому, сирийскому или любому другому), сводившаяся к утверждению о том, что все арабы, где бы они ни жили, составляют единую нацию. Панарабизм представлял собой идеологию, стоящую особняком от братства ислама, охватывающего не только миллионы народов, не принадлежащих к арабам, но к тому же отвергающую многих арабов, не исповедующих ислам. Потенциальные осложнения от вышесказанного для всех тех, кто предпринимал фактические попытки воплотить арабскую национальную идею в жизнь, как и все прочие недостатки панарабизма, проявились опять же ближе к середине XX века.

Еще одной вехой в истории принадлежавших когда-то Османам земель считается открытие в 1869 году Суэцкого канала. Из-за него по большому счету (надо признать – косвенно), а не по какой-то еще конкретной причине Египет обрекли на вторжение иноземцев. Все-таки не этот канал послужил непосредственным поводом для начала в XIX веке вмешательства европейцев в управление данной страной. Все приключилось по вине Исмаила (первого правителя Египта, получившего от султана звание хедива, или вице-султана, дарованное ему в знак признания его весомой фактической самостоятельности). Получивший образование во Франции Исмаил симпатизировал французам и актуальным идеям. В свое время он много путешествовал по Европе. В историю он вошел как человек весьма экстравагантный. Когда в 1863 году его назначили правителем, цена хлопка, числившегося главным предметом вывоза из Египта за рубеж, взлетела из-за американской гражданской войны. Поэтому финансовые перспективы Исмаила выглядели вполне благоприятными. К несчастью, распоряжение финансами с его стороны оказалось далеким от общепринятых приемов. Итог ярко проявился в увеличении египетского государственного долга: 7 миллионов фунтов стерлингов при вступлении Исмаила в должность и без малого 100 миллионов фунтов стерлингов всего лишь 30 лет спустя. Обслуживание такого долга обходилось ежегодно в 5 миллионов фунтов стерлингов. Причем в ту эпоху такие суммы означали огромное состояние.

В 1876 году египетское правительство обанкротилось и прекратило платить по долгам, что послужило поводом прислать в эту страну иноземных управляющих делами. Из Британии и Франции прислали по одному надзирателю затем, чтобы Египтом правил сын Исмаила, перед которым стояла приоритетная задача по привлечению поступлений и погашению накопившегося долга. Националисты не заставили себя ждать и тут же обвинили этих внешних управляющих в изобретении огромного гнета, свалившегося из-за них на беднейших египтян, вынужденных теперь расплачиваться за свое правительство, обязанное обслуживать государственную задолженность, а также в введении карательных экономических мер, таких как сокращение оплаты услуг государственных служащих. Европейские чиновники, исполнявшие свои обязанности от имени хедива, в глазах националистов представлялись агентами иноземного империализма. Нарастало негодование привилегированным правовым статусом многочисленных иностранцев в Египте и их особых судебных коллегий.

На недовольство народа националисты ответили заговорами и, в конечном счете, революцией. Наряду с последовательными противниками европеизации (названными на Западе ксенофобами) в Египте хватало активистов, выступавших за реформирование ислама, единство исламского мира и панисламского движения, приспособленного к условиям современной жизни. Кого-то из египетских националистов на борьбу с режимом толкало засилье турок в окружении хедива. Но роль такого деления на категории значительно ослабла после провала революции из-за британского вмешательства в 1882 году. Финансовых соображений за тогдашним вмешательством не просматривалось. На него пришлось пойти исключительно потому, что британские политики даже при либеральном премьер-министре, одобрявшем национализм во всех остальных уголках Османской империи, не могли допустить ни малейшей опасности со стороны враждебного правительства в Каире, способного угрожать беспрепятственному перемещению товаров по Суэцкому каналу между Европой и Индией. В то время это представлялось немыслимым, но британские солдаты в конечном счете все-таки покинули Египет в 1956 году, а держали их там в силу соображений стратегического порядка.

Итак, после 1882 года самая лютая ненависть египетских националистов предназначалась британцам. Британцы обещали уйти из Египта, как только в этой стране появится надежное правительство, а пока не могли оставить ее на произвол судьбы, не видя достойных кандидатур министров. Тем временем британским официальным распорядителям приходилось брать на себя все больше функций правительства Египта. И плоды их деятельности выглядели отнюдь не прискорбными; участники внешнего управления Египтом погасили долг и занялись обводнением пустыни, позволившим накормить растущее народонаселение (удвоившееся между 1880 и 1914 годами, достигнув без малого 12 миллионов человек). Британцы настроили египтян против себя тем, что не пускали представителей коренного населения к государственной службе ради экономии средств, что вводили высокие ставки по налогам и что просто были иностранцами. С 1900 года в Египте начинается нарастание массовых волнений и насилия. Британцы и министры марионеточного египетского правительства продолжали придерживаться своей политики вопреки всем волнениям в народе, по пути занимаясь поиском выхода из тупика через реформу. Сначала опробовали реформу административную и в 1913 году внедрили новую конституцию, которой предусматривались расширенные с точки зрения представительства выборы в Законодательное собрание с большими полномочиями. К сожалению, депутаты этого собрания заседали на протяжении считаных месяцев, а потом объявили перерыв из-за новой войны. Египетское правительство принудили к войне с Турцией, хедива, на которого пало подозрение в подготовке заговора против Британии, сместили, а в конце года британцы объявили о своем протекторате над Египтом. Хедив теперь присвоил себе титул султана.