Мировая история - читать онлайн книгу. Автор: Джон Робертс, Одд Уэстад cтр.№ 310

Со времен Техасской республики и дальше отношения США с их соседями никогда не считались простыми, остаются они сложными и сегодня. Факторов, их усложняющих, всегда хватало с излишком. В «доктрине Монро» сформулирован основополагающий интерес США в предохранении своего полушария от вмешательства европейцев, и первый Панамериканский конгресс (съезд) послужил еще одним шагом в этом направлении, когда американцы созвали его в 1889 году. Но его участники уже никак не могли предотвратить укрепление экономических связей с Европой, как это удалось после революции, когда прекратились все отношения Соединенных Штатов с Великобританией (северные американцы тоже вложили свои капиталы в южноамериканские страны, и в скором времени у них появились претензии, которые они не замедлили предъявить местным правительствам). Более того, к концу столетия всем стало ясно, что стратегическая ситуация, служившая фоном для обоснования «доктрины Монро», изменилась. Пароходы и повышение американского интереса к Дальневосточной и Тихоокеанской зонам послужили появлению в Вашингтоне трепетного отношения к тому, что происходило в Центральной Америке и Карибском море, где постепенно назревала готовность к строительству канала через перешеек.

В начале XX века появляется нынешний деспотизм и даже высокомерие в политике Соединенных Штатов Америки по отношению к своим соседям. Когда после скоротечной войны с Испанией американцы подарили диктатору Кубы самостоятельность (и отобрали Пуэрто-Рико у Испании для себя), в текст новой кубинской конституции внесли специальные ограничения, чтобы навсегда привязать Гавану в качестве сателлита Вашингтона. Территорию вдоль Панамского канала американцы приобрели за счет вмешательства в дела Колумбии. Проблему задолженности Венесуэлы вообще решили с применением американской силы под предлогом ее «логического происхождения» из «доктрины Монро». Тут же поступило заявление (практически мгновенно получившее практическое применение на Кубе и в Доминиканской Республике) о том, что США будут использовать свое право на вмешательства в дела любого государства, расположенного в Западном полушарии, внутренняя политика которого находится в таком беспорядке, что может послужить соблазном для вмешательства европейцев. Позже под этим предлогом в 1912 году один американский президент отправил морских пехотинцев в Никарагуа, а другой в 1914 году занял мексиканский порт Веракрус и тем самым попытался принудить мексиканское правительство к выполнению его требований. В 1915 году появилось соглашение об установлении протектората над Гаити, которому суждено было оставаться в силе на протяжении 40 лет.

На этом грустная повесть об отношениях между США и их соседями не заканчивается, хотя для понимания общей фабулы сказанного уже вполне достаточно. В любом случае ее роль заключается всего лишь в симптоматике двойственного положения латиноамериканских государств относительно Европы. Укорененным в ее культуре, связанным с ней экономическими интересами этим странам с политической точки зрения приходилось устраняться от сплетения с ней. Разумеется, все это совсем не означало, что их не считали, насколько это касалось европейцев XIX века, представителями белого большинства, в тех условиях, когда проводилось различие между бледнолицыми представителями европейской цивилизации и всеми остальными народами планеты. Когда европейские вершители политики говорили о «латиноамериканцах», они имели в виду их представителей европейского происхождения, прежде всего городское, грамотное, привилегированное меньшинство, а не массы переселенцев, индейцев и негров.

Дробление Испанской империи вскоре после бегства из нее целых 13 колоний подтолкнуло многих людей к мысли о том, что поселенцы остальных колоний, принадлежавших Британской империи, тоже могут в ближайшее время избавиться от власти Лондона. Это случилось, но вряд ли так, как кто-то мог рассчитывать. В конце XIX века в британском юмористическом журнале «Панч» появилась патриотическая карикатура, автор которой изобразил британского льва, одобрительно взиравшего на шеренги львят, вооруженных и одетых в форму заморских колоний Лондона. Все львята выглядели как лихие солдаты добровольческих контингентов, присланных из всех уголков империи для участия в войне на стороне британцев, в то время ведущих важную кампанию в Южно-Африканской Республике. Веком раньше никто даже думать не мог о возможности участия солдат из колоний в войне на стороне метрополии. События 1783 года оставили глубокие следы в сознании британских государственных деятелей. Колонии, которые они считали предельно для них знакомыми, оказались хитрыми, требующими денег, приносящими мало пользы, вовлекающими метрополию в бесплодную борьбу с другими державами и коренными народами. Причем в конечном счете явились теми, кто кусает руку дающего.

Недоверие к клубкам колониальных проблем, которые порождали такие представления, помогло в конце XVIII века сместить британский имперский интерес в сторону перспектив торговли с азиатскими странами. Казалось, что на Дальнем Востоке не возникнет никаких сложностей, создающихся европейскими поселенцами, а в восточных морях отсутствует какая-либо потребность в дорогостоящих вооруженных силах, которые не могли бы успешно заменить моряки Королевских ВМС. Короче говоря, такие настроения господствовали в британских официальных кругах на протяжении всего XIX века. При этом политики пытались улаживать сложные дела каждой из колоний, основываясь прежде всего остального на экономии и предотвращении бед. На огромных пространствах Канады и Австралии такая политика вела через бури к окончательному объединению отдельных колоний в федеральные структуры с назначением ответственными за них собственных правительств. В 1867 году появился доминион Канады, и в 1901 году за ним последовало провозглашение Австралийского Союза. В каждом случае образованию Союза предшествовало назначение в изначальной колонии собственного ответственного правительства, и в каждом случае возникали свои трудности.

В Канаде большой проблемой считалось существование французской канадской общины в провинции Квебек; в Австралии – противопоставление интересов поселенцев и уголовников, последнюю партию которых прислали в 1867 году. К тому же следует учитывать громадные просторы Канады и Австралии, заселенные очень неплотно, и с их населением требовалось вести большую пропагандистскую работу, чтобы оно в конечном счете почувствовало свое национальное единство. В каждом случае процесс продвигался медленно: последний костыль на трансконтинентальной магистрали канадской Тихоокеанской железной дороги вбили в 1885 году, а сдачу в эксплуатацию трансконтинентальной магистрали в Австралии долгое время откладывали из-за разной ширины колеи в отдельных штатах. В конце концов, укреплению национализма способствовало осознание потенциальных внешних угроз (например, в виде экономической мощи США и массового переселения народов Азии) и конечно же препирательства с британцами.

Новая Зеландия тоже доросла до собственного ответственного правительства, но недостаточно локального, подходящего намного меньшей стране. Европейцы начали прибывать на архипелаг с 1790-х годов, и они нашли там коренной народ под названием маори, находившийся на уровне передовой и сложной культуры. Его непрошеные гости решили уничтожить. Очень вовремя явились миссионеры, постаравшиеся отвадить от Новой Зеландии поселенцев и купцов. Но они все равно туда прибыли. Когда показалось, будто некий французский предприниматель вроде бы собирается открыть французское предприятие, британское правительство, по крайней мере, неохотно уступило нажиму, оказываемому на него миссионерами и кое-кем из поселенцев, и в 1840 году объявило о британском суверенитете над Новой Зеландией. В 1856 году этой колонии предоставили ответственное правительство, и только из-за войн с маори британских солдат оттуда не выводили до 1870 года. Прошло совсем немного времени, и старые провинции утратили остатки своих правовых полномочий. В последующие годы того столетия новозеландские правительства продемонстрировали завидную самостоятельность с замечательной независимостью и толковостью в проведении в жизнь мер передовой политики общественного благосостояния, а в 1907 году наступила эпоха полного самоуправления.