Мировая история - читать онлайн книгу. Автор: Джон Робертс, Одд Уэстад cтр.№ 236

Наследие Османской империи досталось тем, кого нельзя назвать традиционными опекунами Восточной Европы, и не они нанесли наиболее мощные карательные удары по ней, когда она одряхлела. Речь идет о некогда считавшемся великим польско-литовском содружестве наций в лице Речи Посполитой и Габсбургах. Поляки фактически приближались к концу истории своей собственной страны как независимого государства. Союз Литвы и Польши на фундаменте личных отношений правителей превратили в настоящий союз двух этих стран с большим опозданием. В 1572 году, когда умер последний король династии Ягеллонов, не оставив наследника, обладатель престола стал лицом не только теоретически, но и фактически выборным. На обширные территории мог претендовать кто угодно. Его преемником оказался француз, и на протяжении следующего столетия польский престол на всех выборах оспаривали местные магнаты и иноземные короли, тем временем на эту страну со всей серьезностью и постоянно претендовали турки, русские цари и шведы. Полякам удавалось свободно вздохнуть в редкие периоды времени, когда их враги отвлекались на какие-то еще дела. Шведы пришли на северные земли Польши в годы Тридцатилетней войны, и последний участок польского побережья перешел в их распоряжение в 1660 году. Усугубился и внутренний раскол поляков; с контрреформацией пришли гонения на польских протестантов, на Днепре поднимали мятежи запорожские казаки и продолжались восстания смердов.

Избрание королем героического Яна Собеского стало последним случаем, когда правитель Польши появился не в результате махинаций иностранных монархов. Он смог одержать важные победы над врагами и сумел воспользоваться причудливым и в высшей степени раздробленным составом Польши. Польский выборный король располагал слишком малыми легальными полномочиями для обуздания всесильных землевладельцев. У него под рукой не было регулярной армии, и он мог полагаться только на свои личные войска, когда представители мелкопоместного дворянства или магнатов обращались к практике вооруженного мятежа («конфедерации») ради навязывания королю своей воли. В центральном парламентском ведомстве королевства под названием сейм на пути любых реформ стоял принцип единогласия. Все-таки ради сохранения Польши с географически смутно обозначенными границами и расколотым по признаку вероисповедания народом, да еще находящейся под властью узколобого, своекорыстного земельного дворянства (шляхты), остро требовалась политическая реформа. Польша оставалась средневековым сообществом в мире, движущемся к своему новому виду.

Ян Собеский ничего не мог поделать, чтобы все это изменить. Социальная структура Польши совершенно не поддавалась каким-либо прогрессивным переменам. Шляхта принадлежала к нескольким авторитетным семьям, располагавшим сказочным состоянием. Одному из кланов – роду Радзивилов – принадлежали поместья общей площадью с половину размера Ирландии, и они держали двор, затмевавший по роскоши двор Варшавы; поместья Потоцких покрывали площадь без малого 17 тысяч квадратных километров (примерно половина площади Республики соединенных провинций Нидерландов). Мелким землевладельцам оставалось только беспрекословно идти на поводу у таких сановников. Их поместья в 1700 году составили меньше одной десятой части территории Польши. Миллион или около того шляхтичей, юридически составлявших польскую «нацию», по большей своей части относились к нищете и поэтому подчинялись великим сановникам, не желавшим поступиться своей властью ради образования некоей конфедерации или манипулирования депутатами сейма. У подножия пирамиды власти находились польские крестьяне, влачившие самое незавидное в Европе существование и в 1700 году едва зарабатывавшие на феодальные поборы, которые с них драла шляхта, безраздельно распоряжавшаяся жизнью и смертью своих смердов. Города никакой властью не располагали. Общая численность населения польских городов едва достигала половины массы мелкопоместного дворянства, и к тому же они подверглись опустошению в ходе войн XVII века. Зато Пруссия и Россия тоже существовали за счет отсталой аграрной и феодальной технической базы, но успешно выживали. Польша единственная из этих трех восточных государств полностью в то время захирела. Сохранявшийся у поляков принцип выборности правителя послужил препятствием на пути появления у них польских Тюдоров или Бурбонов, способных следовать собственному династическому чутью на укрепление своей власти над собственной нацией. Польша вступила в XVIII век под властью иноземного короля, прибывшего из Саксонии и избранного в 1697 году вместо Яна Собеского, но в скором времени смещенного шведами, однако затем возвращенного на престол русским правителем.

Новой великой державой на востоке становилась Россия. В 1500 году ее национальная самобытность едва просматривалась. Два столетия спустя ее потенциал только-только начинал доходить до подавляющего большинства западных государственных деятелей, хотя поляки и шведы уже прочувствовали его на собственной шкуре. Теперь уже потребуется некоторое усилие, чтобы осознать, насколько стремительным и поразительным казалось появление государства, превратившегося в одну из двух могущественнейших держав на планете. В самом начале так называемой европейской эпохи, когда еще только закладывались очертания русского будущего по проекту Ивана Великого, такой исход представлялся немыслимым, и немыслимым он оставался на протяжении весьма продолжительного времени. Первый русич, формально удостоившийся титула «царь», приходился ему внуком, и звали его Иваном IV, коронованным в 1547 году; и объявление такого звания во время возведения Ивана IV на престол означало сам факт того, что великий князь Московии становился императором над многочисленными народами.

Несмотря на жесткий подход к управлению подданными, за который он вошел в историю как «Грозный», Иван IV не играл признанной роли в европейских делах.

России в Европе уделяли настолько мало внимания даже в следующем столетии, что французский король мог написать царю послание, даже не зная, что князь, к которому он решил обратиться, уже умер 10 лет назад. Контуры будущей России определялись очень неспешно, и для Западной Европы этот процесс проходил практически незамеченным. Даже после Ивана Великого территориальные очертания России для европейцев оставались нечеткими и местами спорными. Турки двинули свои войска в Юго-Восточную Европу. В приграничной полосе России им противостояли запорожские казаки, ревностно защищавшие земли своей империи от постоянных поползновений внешних врагов. Поскольку мощных соседей у запорожцев пока не появлялось, охрана границы им большого труда не составляла. В Европе так считали, что граница России на востоке теоретически (но едва ли практически) проходила по Уральскому хребту. Придворные ученые Европы думали так, что правителям России всегда казалось уютным находиться обособленно во враждебном окружении (возникавшем с подходом тех же европейцев). Однако на самом деле русские правители всегда выходили на естественные рубежи при освоении новых территорий или предоставлении покровительства обратившимся за ним государствам.

С первых шагов напрашивалась консолидация территориальных приобретений Ивана Великого, составивших стержень обширных русских земель. Потом якобы последовало освоение диких просторов Севера. Когда на русский престол взошел Иван Грозный, Россия располагала коротким участком побережья Балтийского моря и обширной территорией, простиравшейся до Белого моря и населенной малочисленными первобытными народами. Через эту территорию открывался путь на запад Европы; в 1584 году там основали порт Архангельск. На Балтийском направлении Иван Васильевич особых подвигов совершать не стал, зато решительно взялся за татар после того, как они в 1571 году снова спалили Москву и на этот раз погубили 150 тысяч московитов. Он изгнал их из Казани с Астраханью и овладел контролем над Волгой на всем ее протяжении, открыв московской державе выход в Каспийское море.