Мне всегда импонировала уединенность этой унылой комнатки. Окно, выходящее во внутренний двор, пропускало сквозь свои несвежие занавески совсем мало света. Обособленное пространство, пещера злой феи.
Но сейчас я чувствовала себя здесь как в ловушке. «Никаких пространных речей, Нони, – приказала я себе. – Скажешь несколько слов и стремительно исчезнешь».
Тим дремал, своей тяжелой фигурой напоминая какого-то прилегшего великана. Балор
[10] с его единственным глазом, главный негодяй во многих сказках моей бабушки. И я не могла позволить этому спящему великану валяться просто так. Нет, я начала говорить, пытаясь объясниться, оправдать восемь лет, которые мы провели вместе. Я сидела на стуле рядом с кроватью и говорила о большой страстной любви, которой у нас с ним в принципе быть не могло.
– Извинись за свое поведение на свадьбе, и я уйду.
– Заткни свою глотку, – вдруг бросил он.
– Что?
– Долли уезжает в Париж. Завтра утром она садится на поезд до Нью-Йорка, – сказал он. – А я остаюсь. Ее не будет месяц. Ты переедешь ко мне. Пора мне получать от тебя больше. Меня уже тошнит от твоей высокомерной семейки. А вечером пойдешь со мной в казино.
– Нет. Нет, я не пойду. Ты что, не слышал меня? Между нами все кончено.
Как он мог подумать, что я захочу появиться в обществе с ним?
– Раздевайся. Да поторапливайся. В семь я встречаюсь в казино с одним человеком.
Я встала. Скажу «до свидания» для приличия и уйду.
Он схватил меня за юбку и рывком усадил обратно на стул. Своей большой лапой он взял меня за руку, удерживая на месте, сел, а потом наклонился ко мне.
– Ты что, не слышала? Я сказал, раздевайся.
– Если ты думаешь, что я собираюсь…
– Хочешь, чтобы я врезал тебе по физиономии?
– Ты что, пьян?
Он встал, поднял меня и швырнул на матрас. Когда я попыталась встать, толкнул меня обратно.
– Господи, Нора, как ты умудряешься все обставлять пустой болтовней. Женщина – это просто место, где я могу пристроить своего молодца. Я возился с тобой больше, чем стал бы это делать любой другой мужчина на моем месте. Поначалу мне нравилось заставлять тебя орать. Наша маленькая девственница просит еще. Но теперь… – Он взял меня за подбородок и развернул к себе. – Морщинки вокруг глаз, Нора. Стареешь. Так что радуйся, что я до сих пор хочу тебя. И начинай расстегивать пуговицы.
– Тим, я не буду, я…
Он дал мне пощечину. Ударил меня открытой ладонью, и ударил сильно.
Я вскрикнула и отвернулась.
– Прекрати! – взмолилась я.
– Заткнись, – сказал он и снова ударил меня, на этот раз тыльной стороной ладони.
Я брыкалась, била его ногой, но он лишь смеялся. Боже, ему это нравится. Он будет бить меня и радоваться. Помогите! Помоги мне, Господи! Прошу Тебя!
– Что, теперь ты уже не такая гордая? Где же твоя хваленая семейка? Где они? Ни одного Келли. Только я да ты. Шлюха. Долли сказала, что такая девушка, как ты, должна быть идеальной. Никаких неприятностей. Готова умереть за свое совершенство. Господи, я уже сыт по горло твоим нытьем и причитаниями. Снимай свою одежду, иначе я порву ее.
Я была в ужасе, сердце бешено колотилось. Он уже взобрался на кровать и склонился надо мной. Его ладонь скользила снизу по моей груди к горлу, словно глумясь над прикосновениями, на которые я столько раз страстно отзывалась.
– Как легко выдавить из тебя жизнь, – произнес он. – И бросить твое тело в переулке. Еще с одной проституткой покончено, решит полиция. Тебя могут никогда и не опознать. А может быть, детектив Джон Ларни, этот надутый осел, будет проходить мимо морга и вдруг увидит тебя голую на столе. «Ах, Нон-ни, Нон-ни».
Он сошел с ума. Полностью. Его пальцы сжимались на моем горле, и вдруг голос в моей голове подсказал: «Не скули, не кричи… улыбнись». Я так и сделала. Уж не знаю, как мне это удалось. Затем я подмигнула ему, и это обескуражило его. Он отпустил меня.
– Господи Иисусе, Тим, тебе бы бульварные романы писать, – перевела дыхание я. – Я и не догадывалась, что у тебя такое богатое воображение.
Нужно было как-то рассмешить его.
Но он снова наотмашь ударил меня, еще сильнее.
– Научишься когда-нибудь держать язык за зубами?
Он начал тянуть за воротник моей блузки, но укололся о кончик стойки из китового уса.
– Кровь, – сказал он и, сунув палец в рот, перекатился на спину.
– Моя лучшая блузка, Тим, – произнесла я. – Дай мне ее снять.
Кое-как я расстегнула верхнюю пуговицу и села.
– Пусти меня в ванную комнату, чтобы я могла приготовить себя для тебя. Эта твоя мужская сила, – как же я ненавидела себя за эти слова, – очень возбуждает меня, Тим.
Он перевел взгляд с меня на свой кровоточащий палец, и я соскользнула с кровати. Туалет находится в коридоре. И если я…
– Сними-ка свои туфли, – вдруг приказал он. – Оставишь их тут.
– Конечно, Тим.
Я расстегнула застежки.
– От меня не сбежишь, – пробормотал он. – Я найду тебя повсюду, куда бы ты ни пошла.
– Тогда можешь пойти со мной в туалет, – предложила я.
Я смотрела на его обнаженное тело – тело, которое, как мне казалось, я любила. «Наслаждайся, как это делают мужчины», – когда-то сказал он. Какой же я была дурой.
– Давай. Иди, – сказал он. – Но по-быстрому. Тот парень будет ждать меня.
Я прошла мимо него и очутилась в коридоре. Бросилась вниз по лестнице и выскочила на улицу. На тротуарах Стейт-стрит были свалены кучи грязного снега, но даже босыми ногами я не чувствовала холода. Тиму придется одеться, так что у меня есть несколько минут. Куда идти? В собор Святого Имени Господнего. Я могла бы спрятаться в исповедальне. Нет, в церковь он обязательно заглянет. В дом приходского священника? И объяснять свое плачевное состояние его экономке? Это вряд ли. Монастырь? Не исключаю, что он может начать ломиться в двери и к монахиням – с него станется. Домой тоже нельзя. Туда он явится в первую очередь. Кроме того, не могу же я бежать до самого Бриджпорта без туфель и пальто. Денег у меня ноль. Думаю, возница конки мог бы пустить меня и так, но трамваев не видать. К тому же пассажиры будут пялиться на меня. А что, если я встречу кого-то из знакомых? Нельзя ни к Майку, ни к Розе, ни к Джону. Тим может отправиться и к ним домой. Полиция? Я живо представила себе, как говорю сержанту на проходной: «Добрый вечер, я Нора Келли. Меня только что избил один мужчина, которого я любила, как мне казалось». О боже, ведь у газетчиков есть свои осведомители в каждом полицейском участке. Пикантнейшая история – «Родственница городского чиновника подверглась нападению своего любовника-гангстера»…