Я попросил парацетамол, и аптекарша пошла за лекарством.
Выйдя наружу, я забился в тесный проход между аптекой и соседним зданием. Между булыжниками росла трава. Я ждал в полумраке, с сердцем, колотящимся от гнева, черного, как нефть, и не менее мрачной грусти. Я увидел, как он пошел вверх по улице, в тумане, опустив голову, с рюкзаком на спине и скейтом под мышкой. Я помахал рукой: Чарли поднял глаза и увидел меня.
– Генри? Ты чего это здесь?
Я сделал ему знак подойти и отступил в узкий темный проход. Он шагнул в улочку вслед за мной.
Тогда я схватил его за воротник и ударил.
* * *
Ноа оставил свою «Краун Викторию» на парковке. Он вошел в казино, пройдя под массивной деревянной конструкцией на входе. Едва миновав двери, остановился, будто наткнувшись на стену, внезапно атакованный гвалтом и запахами.
Под люстрами игровые автоматы дребезжали, позвякивали, издавали десятки электронных звуков, индивидуальных для каждого из фруктов, животных, гладиаторов и греческих богов, появляющихся на экране. Ноа ошеломленно огляделся вокруг. Их были сотни. Всюду, куда ни кинь взгляд. Большинство игроков составляли блондинки от сорока до шестидесяти лет. Они точно пришли сюда не для того, чтобы шутки шутить. Набирали комбинации на сенсорных экранах или с помощью больших кнопок, рылись в стаканчиках с монетами, которые заталкивали в машины в лихорадочном темпе, как если б кормили необычайно прожорливую скотину. Когда они выигрывали, раздавались пронзительные мелодии. Что же касается пропитанной табаком атмосферы, она явно была не предназначена для того, чтобы поддерживать клиентов в добром здравии. У Ноа защипало в носу: должно быть, в аду для некурящих пахнет точно так же. Судя по всему, индейский закон предписывал в общественных местах всем курить как паровозам.
Перед этим Ноа всего раз был в индейском казино, в Тулалипе на 5-й автостраде. Более привычный читать под классическую музыку, чем под это акустическое безобразие, он ускорил шаги, направляясь по центральному проходу. Посредине находились столы для блек-джека и покера. Здесь и работала мать Наоми… Рейнольдс внимательно оглядел игроков, но в это время они были немногочисленны. Ни один не привлек его внимания. Он вернулся в бар и сказал, что у него встреча с директором; бармен позвонил, а затем показал на широкий коридор справа от бара.
Ноа ступил на толстый разноцветный ковер. В противоположность окружающей его индейской резервации, казино демонстрировало все признаки процветания. Когда-то благосостояние народа ламми основывалось на ловле лосося. На протяжении веков воды залива Беллингхэм и окрестных островов были полны рыбы, каждый год поднимающейся сюда для нереста. Но эта экономика рухнула с появлением животноводческих ферм и чрезмерного вылавливания рыбы, что привело к пагубным последствиям и исчезновению лосося. Сегодня доходы от наркоторговли намного превосходили доходы от рыбной ловли на территории резервации. Совет племени даже снова ввел для наркоторговцев древнее наказание в духе времени: изгнание. «Значит, остаются казино, – подумал Ноа. – С восьмидесятых они служат источником дополнительного дохода примерно в трех десятках индейских резерваций, существующих в окрестностях Сиэтла, но деньги всегда привлекают стервятников, и на большинстве территорий индейские казино приносят больше, чем Лас-Вегас и Атлантик-Сити, вместе взятые».
Ноа постучал в дверь с надписью «Дирекция». Ему ответил важный голос:
– Войдите.
Директор – индеец-ламми – встал, застегнул пуговицу на пиджаке и прошелся по кабинету. Его рост приближался к метру девяноста, а весил он, должно быть, килограммов сто, но Ноа не видел над его поясом никаких признаков избыточного веса. В густых волосах виднелась седина, но брови оставались очень черными; у мужчины были четкие черты лица и высокие скулы, свойственные американцам индейского происхождения.
– Здравствуйте, это я вам звонил, – сказал Ноа.
– Да, частный детектив.
В его голосе не звучало никаких недоброжелательных интонаций.
– Это по поводу Шейлы Сандерс? Грязная история: дочь мертва, сама она исчезла… Присаживайтесь.
Директор вернулся на свое место. За креслом в окне Ноа заметил равнину, а над ней выделялись на фоне сумрачного вечернего неба заснеженные вершины Каскадных гор.
– Полиция вас допрашивала?
Директор утвердительно кивнул.
– Они мариновали меня пять часов. В два приема. Все здесь побывали, прямо настоящее нашествие: шериф Гласс-Айленд, полиция округа Уотком, наша полиция ламми, государственный патруль – все… Без сомнения, у них в сознании «индеец» и «преступник» – одно и то же. Но ведь Наоми, дочь Шейлы, умерла не здесь, разве не так? Вы в курсе, каким образом была убита эта юная девушка?
– Да, я слышал об этом.
– Ее тащили в сети… будто обычную семгу. Девушку, которая по отцовской линии принадлежит к народу ламми. Хочу вам напомнить, ламми – это не индейцы с равнин, искусство рыболовства тысячи лет передавалось от отца к сыну вплоть до настоящего времени. Теперь они мельчают, предпочитая стать крупье в казино, предпринимателями или наркоторговцами. Дочь индейца-ламми, утонувшая в проклятой рыболовной сети, которую тащили за лодкой… понимаете, к чему я веду? – Директор вскинул голову. – Вы думаете, что убийца – расист, месье Рейнольдс?
До этого мгновения Ноа такое и в голову не приходило. Впрочем, он в это и не верил: отец Наоми давно умер, а сама девушка жила далеко от резервации. Ее с ней больше ничего не связывало.
– Или рыбак, – отважился сказать он.
– Вы хотите сказать, что это мог быть один из наших?
– Между Сиэтлом, Ванкувером и Викторией зарегистрировано триста тысяч лодок, – возразил Ноа. – Сколько, по-вашему, из них рыбацких?
Директор пожал плечами, давая понять, что ему об этом ровным счетом ничего не известно.
– Я предложил им заняться этим следом, – настаивал он. – Но они смотрели на меня так, будто я им показал дерьмо у себя на ковре.
– Расскажите мне о матери Наоми…
Директор откинулся на спинку кресла. Его взгляд затуманился, устремившись в воспоминания.
– Красивая женщина, очень красивая… и за словом в карман не лезла.
По словам директора, мать Наоми была профессионалом высокого класса, а ее красота привлекала игроков-мужчин, которых всегда было больше за столами, чем у игровых автоматов. Кроме этого, она была не особенно контактной. Не завела себе друга среди персонала казино. Раз или два директор попытался побольше узнать о ее жизни – и Ноа понял, что тот, так или иначе, запал на нее, – но она его вежливо отвергла.
– Она что-нибудь говорила о своей дочери?
– Да, более того: это была единственная тема, которая ее интересовала. Она очень гордилась ее школьными успехами. Она говорила, что Наоми далеко пойдет, не то что она…
Лицо директора помрачнело.