Тайны Французской революции - читать онлайн книгу. Автор: Эжен Шаветт cтр.№ 27

«Этот господчик не смог бы скрыть свою профессию, даже если б захотел, – думал Кожоль. – Он лекарь с головы до ног! Должно быть, многих уж отправил на тот свет».

Наконец доктор поравнялся с Пьером, который собирался было посторониться, уступая дорогу, как вдруг прохожий положил сухую руку на плечо молодого человека, сказав ему вполголоса:

– Что тут делает граф Кожоль?

Пьер с удивлением взглянул на старичка, откуда-то знавшего его имя.

– Да, – повторил подошедший, – что тут делает шуан Собачий Нос?

Услышав столь прямой вопрос, Кожоль удивленно вытаращил глаза. Прежде чем он успел выговорить хоть слово, незнакомец сделал рукой один из масонских знаков, бывших в большом употреблении у начальников шуанов. Очевидно, этого знака довольно было, чтоб навести графа на простую догадку, потому что он разразился смехом и, с восторгом оглядывая старичка, сказал ему, тоже понизив голос:

– Честное слово! Одни вы способны так преображаться. Клянусь, я бы никогда вас не узнал, аббат.

– Ш-шть! – предостерег Монтескью.

Этот старичок, такой дряхлый с виду, был аббат Монтескью, человек сорока лет, искусные преображения которого постоянно ставили в тупик полицию Директории, ожесточенно преследовавшую его. Надо заметить, что аббат, в интересах роялистской партии, организовал контр-полицию, которая предупреждала его о всех расставленных для него ловушках и различных маневрах партий, пытавшихся добиться власти.

Одаренный необыкновенной живостью и энергией, аббат не довольствовался донесениями своих агентов и сам лично проверял их. В этот ранний час он бродил вокруг дома Жозефа Бонапарта, узнав из донесений, что тот устраивает ночные сборища, участники которых расходятся на рассвете.

Ни одно место не могло годиться для этих тайных сходок больше, чем жилище Жозефа Бонапарта. Расположенное на улице Роше, в квартале, появившемся только в 1798 году, соседствующее всего с несколькими домами, оно было со всех сторон окружено садами.

Аббат присутствовал при выходе бонапартистских партизан, но их совещание не пугало его.

– А! Бонапарты помышляют о лакомом кусочке для своего братца! – сказал он себе. – К сожалению, их герой в Египте и не может возвратиться, если только не захочет совершить подлости, дезертировав из армии, которую сам же увлек в эту опасную экспедицию. Прежде, нежели первая весточка о его возвращении долетит сюда, я уже куплю Барраса и сообщников его, и шутка будет сыграна.

Возвращаясь из своего дозора, этот главный деятель роялистской партии увидел Кожоля, которого знал так же хорошо, как и всех других начальников шуанов.

Прошептав предостерегающее «ш-шть!», аббат повернулся к стене, шедшей здесь вдоль улицы, и принялся читать – или делал вид, что читает – приклеенное объявление. Кожоль тотчас же понял эту уловку и тоже уставился на афишу.

Оба, с поднятыми кверху носами, как будто углубленные в серьезное чтение, казалось, совсем не замечали друг друга, но разговор их продолжался.

Скажем мимоходом, что эта афиша прибита была со странной целью. Пять лет уже недостаток хлеба мучил страну, и народ продолжал часами выстаивать перед дверьми булочников. Городское начальство постановило, чтоб беременные женщины проходили первыми за покупками. Поэтому многие бедные женщины, подстрекаемый голодом и желая воспользоваться этим преимуществом, ухитрялись выдавать себя за беременных. Объявление гласило, что женщины, пойманные с глиняными горшками или подушкой под юбками, будут лишены порции хлеба, раздаваемой в участках.

Устремив взгляд на это объявление, из которого, однако, не видели ни слова, аббат с Кожолем переговаривались шепотом:

– Опять спрашиваю вас, граф, что вам нужно было в этом квартале? – говорил аббат.

– Я ищу друга, который попался в какую-то подлую ловушку нынче ночью, возвращаясь с Люксембургского бала.

– Его имя?

– Кавалер Бералек.

– Так скоро! – невольно вырвалось у аббата.

– Как? Скоро? Разве вы знали об опасности, угрожавшей моему храброму Ивону? – спросил Кожоль, удивленный этим восклицанием.

– Да я-то и дал ему поручение, которое раньше стоило жизни троим нашим людям, – холодно отвечал Монтескью, сам готовый погибнуть за свое дело и поэтому мало дороживший жизнью других.

Кожоль замолчал и скрыл неприятное чувство, вызванное откровенностью начальника.

– Итак, кавалер умер? – спросил аббат после некоторого молчания.

– Если не умер, то его положение нисколько не лучше в настоящую минуту.

Кожоль передал все, что знал и отгадал в этом приключении.

– Что это за люди, которые напали на него? – допрашивал Пьера аббат.

– Мне ничего не известно. Знаю только, что на месте схватки остался обезображенный труп одного из их шайки.

Аббат задумался, вспомнив о таинственных врагах, которые уже в четвертый раз становились ему поперек дороги.

Минуту спустя он начал:

– Знали ли вы о деле, доверенном господину Бералеку?

– Он мне сказал о нем кое-что.

– Это правда, вы два закадычных друга, между которыми не могло быть тайн.

Кожоль собирался защищать Ивона от косвенного упрека в неосторожности, но аббат не дал ему времени на оправдания.

– Но, граф, я не осуждаю вашего друга в том, что он вам доверился, ведь благодаря именно этому мы могли найти его след, – живо возразил Монтескью, угадавший чувства Пьера.

«Это правда, – подумал Кожоль. – Если б Ивон ничего не сказал, я бы не знал, с чего начать свои поиски».

– Кто бы мог быть этот незнакомец, который поднял вашего больного друга? – сказал аббат.

– Не знаю. Я сначала предположил, что это тот большой дурень, к которому я обращался. Но теперь склонен думать, что незнакомый спаситель положил Ивона перед лавочкой, а сам ушел, а друг мой был принят хозяйкой этого безмозглого приказчика.

– И вы уверены, что кавалер действительно в этом доме?

– Вполне убежден. Но эти трусы не хотят сознаться.

Аббат раздумывал.

Когда он снова заговорил, его голос звучал повелительно.

– Слушайте, граф. Вы пойдете по этой улице и, дойдя до бульвара, подождете меня. Я сам осмотрю дом, в который попал Бералек, и решу, что нам делать дальше.

Ни слова не возразив, Кожоль последовал по приказу начальника и твердым шагом дошел до бульвара.

Здесь он обернулся.

Перед ним вытянулась во всю длину улица Мон Блан, и вдалеке он увидел аббата, все еще созерцавшего объявление. Скоро и он направился вслед за Кожолем своим дробным старческим шажком.

Поравнявшись с № 20, аббат, не останавливаясь, поднял глаза и увидел вывеску, на которой значилось: «Косметический магазин Сюрко».