ГУЛАГ - читать онлайн книгу. Автор: Энн Эпплбаум cтр.№ 112

Страница

Но и эта стойкость была сломлена. Заведующий овощным складом, где она работала, неделю за неделей “бдительно надзирал, чтоб она не воровала подгнившую морковку и соленые помидоры из бочки”. И девушка не выдержала. Однажды заведующий “пришел вечером в наш барак и молча бросил мне на нары изодранные женские трусики”. С тех пор девушка совершенно переменилась.

Подобные истории рассказывались часто, хотя надо сказать, что из уст женщины они могли звучать несколько иначе. Например, лагерный “роман” Татьяны Руженцевой начался с записки. Эта была “стандартная любовная записка, чисто лагерная” от молодого, красивого Саши, заведующего сапожной мастерской, который входил в число лагерной “аристократии”. Записка была короткой: “Давай с тобой жить, и я буду тебе помогать”. Через несколько дней Саша потребовал ответа: “Будешь со мной жить или не будешь?” Она отказалась, и он избил ее железной палкой. Он отнес ее в больницу и велел врачу и медсестрам хорошо за ней ухаживать (к его словам там прислушивались). Она поправлялась несколько дней. Выйдя из больницы, она стала жить с Сашей, рассудив, что выхода нет – “иначе он меня просто убьет”.

“Так, – пишет Руженцева, – началась моя семейная жизнь”. Выгоды были очевидны: “Я поправилась, ходила в красивых сапожках, уже не носила черт знает какие отрепья: у меня была новая телогрейка, новые брюки. <…> У меня даже новая шапка была”. Много десятилетий спустя Руженцева назвала Сашу своей первой настоящей любовью. К несчастью, Сашу затем отправили в другой лагерь, и она никогда больше его не видела. Офицер, отправивший Сашу, тоже ее домогался. “Я вынуждена была жить с этим подонком, у меня не было выхода”, – пишет Руженцева. Любви к нему у нее не было, но связь давала ей преимущества: она могла выходить за зону, и у нее была своя лошадка, на которой она развозила по объектам газеты и табак ^[1098]. Ее рассказ, как и эпизод из книги Герлинга-Грудзинского, можно назвать историей нравственной деградации, а можно – историей выживания.

Строго говоря, ничего подобного происходить не должно было. Мужчин и женщин в принципе полагалось держать раздельно, и некоторые бывшие заключенные вспоминают, что годами не видели лиц противоположного пола. К тому же лагерному начальству не особенно нужны были арестантки. Физически более слабые, они плохо способствовали росту производства, и поэтому начальники некоторых лагерей старались их не брать. В феврале 1941 года администрация ГУЛАГа даже разослала всем региональным руководителям НКВД и всем начальникам лагерей циркуляр с жестким требованием принимать женские этапы; там же перечислялись отрасли производства, в которых можно продуктивно использовать женский труд: швейная, текстильная, трикотажная, деревообрабатывающая, металлообрабатывающая, обувная промышленность, некоторые виды работ на лесозаготовках и на погрузке и разгрузке вагонов ^[1099].

Возможно, из-за возражений лагерных начальников количество женщин в лагерях всегда было сравнительно низким. Сравнительно невелика и доля женщин среди расстрелянных в ходе чисток 1937–1938 годов. Согласно официальной статистике, например, в 1942‑м женщины составляли только около 13 процентов заключенных ГУЛАГа. В 1945 году их доля возросла до 30 процентов, отчасти из-за того, что огромное число мужчин находилось в армии, но также и из-за того, что многих молодых женщин наказывали “за побеги с заводов, <…> куда их мобилизовывали во время войны” ^[1100]. В 1948 году женщин в лагерях было 22 процента, в 1951–1952 годах – 17 процентов ^[1101]. Правда, эти цифры не вполне отражают положение дел, потому что женщин гораздо чаще отправляли в колонии, где режим был легче. А в крупных промышленных лагерях Дальнего Севера их было еще меньше.

Следствием относительно низкого числа женщин явилось, однако, то, что они, как еда, одежда и прочее, всегда были в дефиците. Поэтому, хотя их, возможно, низко ценили те, кого заботила статистика лагерного производства, они были в большой цене у зэков, охранников и вольнонаемных рабочих мужского пола. В тех лагерях, где заключенные мужского и женского пола могли более или менее открыто общаться, или там, где на практике некоторые мужчины имели доступ в женские бараки, красивых женщин часто домогались, и их сплошь и рядом пытались соблазнить едой и более легкой работой. Такое, разумеется, случалось не только в ГУЛАГе. Например, в докладе организации “Международная амнистия” за 1999 год о положении женщин-заключенных в США говорится о случаях изнасилования женщин-заключенных мужчинами-заключенными или надзирателями, о взятках, которые мужчины-заключенные дают надзирателям за доступ в женские камеры, об обысках с раздеванием и ощупыванием женщин мужчинами ^[1102]. Однако в советских лагерях установилась такая социальная иерархия, что женщин в них мучили и унижали в масштабах, необычных даже для мест заключения.

Судьба женщины с самого начала в громадной мере зависела от ее статуса и положения в том или ином лагерном “клане”. В преступном мире в отношении женщин действовала сложная система правил и ритуалов, и уважения им оказывали очень мало. Как пишет Варлам Шаламов, “потомственный «урка» с детских лет учится презрению к женщине. <…> Существо низшее, женщина создана лишь затем, чтобы насытить животную страсть вора, быть мишенью его грубых шуток и предметом публичных побоев, когда блатарь «гуляет»”. Проститутки фактически были собственностью блатных вожаков, ими торговали и обменивались, они даже переходили по наследству к брату или другу, если мужчину переводили в другой лагерь или убивали. Вору иногда приходилось уступить свою подругу, при этом обычно “до ссоры дело не доходит, и проститутка покорно спит с новым ее хозяином. Никакого дележа женщин, никакой любви «втроем» в блатном мире не существует”. Воровка могла жить только с вором, но ни в коем случае не с “фраером” ^[1103].

Женщины не были единственным объектом похоти. В кругу “блатарей” гомосексуальные отношения подчинялись столь же грубым и жестоким правилам. Некоторые уголовные вожаки наряду с лагерными “женами” или вместо них имели в своем окружении юношей гомосексуальной ориентации. Томас Сговио пишет о бригадире, у которого была “жена” мужского пола – молодой человек, получавший добавочную еду в обмен на секс ^[1104]. Однако правила, окружавшие в лагерях мужской гомосексуализм, описать трудно, поскольку мемуаристы редко затрагивают эту тему.

Страница