Лунный ветер - читать онлайн книгу. Автор: Евгения Сафонова cтр.№ 49

Открыв тяжёлую крышку, мисс Туэ явила моему взгляду недра сундука, наполненные закупоренными склянками тёмного стекла.

— Приготовься к потерям, — отстранённо проговорила она, ведя длиннопалой рукой над склянками, явно выискивая среди них нужную. — Владычица Предопределённости следует за тобой по пятам. Она уже забирала за грань тех, кто тебе близок, и заберёт опять, ещё прежде, чем луна снова станет полной. — Баньши наконец нашла то, что искала, — и, закрыв сундук, вернулась за стол с маленькой круглой бутылью, на ходу вытаскивая деревянную пробку. — Вскоре ты встанешь перед сложным выбором. Ты захочешь спасти того, кто тебе дорог, однако плата за это будет слишком велика. За его спасение тебе придётся заплатить собой. — Наконец сев на прежнее место, мисс Туэ устремила на меня тяжёлый взгляд из-под вуали. — Выбирать тебе, и тебе одной. Но мой совет — не мучай себя. Забудь о самоотречении. Твоя жертва всё равно окажется напрасной.

Мне казалось, что каждое её слово падает на меня камнем, но я повторяла их про себя, отчаянно стараясь запомнить. И, когда баньши поставила открытую бутыль передо мной, лишь безмолвно уставилась на неведомое зелье.

— Пей. До дна, — велела предсказательница, потянувшись за хрустальным шаром, чтобы воздвигнуть его посреди стола. — Здесь нужно нечто посильнее карт.

Я взяла бутыль в руку. Осторожно принюхалась: варево внутри пахло резко и очень необычно, но я сумела разобрать нотки аниса, имбиря и календулы.

— Что это?

— Это поможет тебе открыть разум. Чтобы ты смогла действительно заглянуть в будущее. Обычно в шаре не разглядеть ничего, кроме туманных картинок, обрывков неясных видений, но я помогу тебе узреть куда больше. Надеюсь, это поможет тебе выбрать правильный путь… и избежать ошибок, которые могут дорого тебе обойтись. — Баньши нетерпеливо кивнула на бутыль. — Пей. И учти, это я делаю далеко не для всех.

Я понимала, что это весьма неразумно: глотать непонятное питьё в шатре незнакомки, которую я вижу впервые в жизни. Но, наверное, уже привыкла поступать неразумно, — потому что поднесла тонкое горлышко к губам.

Зелье немедля связало рот горечью, заставив меня скривиться. Хорошо хоть его хватило всего на три глотка. Никаких изменений в своём самочувствии или мировосприятии, впрочем, я не заметила.

Радоваться этому или огорчаться?..

— Клади руки на шар, — сказала мисс Туэ, когда я поставила опустевший сосуд обратно на стол.

Я подчинилась, ощутив кожей прохладу хрусталя. Ладони баньши тут же легли поверх моих, прижав мои пальцы к стеклу.

— Ты увидишь то, что будет, и то, что только может быть. Будущее не определено. Что из этого произойдёт, а что нет, зависит только от тебя. — Предсказательница прикрыла глаза, и на коже её снова вспыхнула магическая печать. — Смотри в шар.

Глупость какая-то, сердито шептало что-то внутри меня, когда я уставилась в прозрачную хрустальную глубь, где цветными пятнами искажались отражения предметов вокруг. Горечь зелья до сих пор стояла на языке. С чего ты вообще ей веришь? Почему не думаешь, что она устраивает представление, дабы выбить плату побольше?

Я едва успела подумать, что в словах баньши слишком много совпадений с реальностью, чтобы я могла им не верить, когда хрусталь помутнел. Миг спустя я поняла: в нём клубится туман, сворачиваясь меж стеклянных стенок вкрадчивыми белыми клубами, похожими на пушистых змей.

Шар исчез в тот же миг, как я осознала, что у меня кружится голова. Вместе с шатром, черносливовым дымом и ощущением чужих пальцев поверх моих. И туман вдруг оказался не в нём, а вокруг меня; и я летела в этот туман, летела вниз головой, чувствуя, как звенит в ушах внезапная тишина, пугающая даже больше всего остального, а потом…

Я стою в светлой комнате. Нет ни звуков, ни ощущений — лишь немая картинка перед глазами, цвета и резкость которой смягчены, точно кто-то подкрасил реальность пастелью.

Комнату не видно целиком — только кусок. Остальное поглощает тот же туман, окружавший всё непроглядной стеной. Он открывает лишь часть выбеленной стены с окном, за которым — красота: невысокие дома белоснежными ласточкиными гнёздами лепятся к скалам, пеной покрывая вершину острова, отвесно срывающегося в море. Воды столь пронзительно-голубые, что едва можно различить, где они переходят в небосвод, и синие крыши-купола кажутся не то их отражением, не то продолжением неба. Там светит яркое летнее солнце, а рядом с окном в плетёном кресле сидит темноволосая дама, укачивая на коленях маленького мальчика. Он совсем кроха, ему едва ли исполнилось пять-шесть. Хмурая девочка постарше — на вид ей около десяти — стоит перед креслом, слушая, как дама что-то ей выговаривает с ласковой строгостью; я вижу лицо дамы и движение её губ, но не различаю ни единого слова.

Эта дама — я.

Я приближаюсь, вглядываясь в саму себя годы спустя. Волосы ниспадают до талии вольной каштановой гривой. Лицо изменилось мало, лишь немного осунулось, окончательно утратив детскую припухлость и обретя привлекательную гармоничность. Фигура женственно округлилась, и бюст стал пышнее. В уголках глаз сеточкой залегли морщинки, выдавая, что я уже далеко не молода — но это выдавали только они, и в остальном выгляжу я прекрасно. На мне свободное белое платье с широкими рукавами, из лёгкой ткани, струящейся светлыми складками, — хм, неужели под ним нет корсета?.. Что ж, если бы меня не ограничивали ни мода, ни приличия, я бы и правда хотела носить такое. Не сковывающее движений, не ограничивающее ни в чём.

Я приглядываюсь к детям. У заплаканного малыша тёмные кудряшки и зелёные глаза, прямые волосы девочки — пепельного оттенка — ниспадают на плечи. Она насуплена, серебристый взгляд не по-детски серьёзен и хмур, и острые черты тонкогубого личика поразительно напоминают о другом лице.

Я могу сказать, кто её отец, ещё прежде, чем он появляется из тумана, чтобы приблизиться к креслу. Непривычно улыбчивый, в непривычно светлых одеждах, уступивших место обычной черноте. Не постаревший ни на день, — напротив, этот Гэбриэл Форбиден кажется куда моложе того Гэбриэла Форбидена, которого знаю я. Он спрашивает что-то, глядя на детей; и я, настоящая, подчиняясь неясному порыву, тяну руку к нему… но её не видно, точно я соткана из воздуха — а туман тут же заполняет собою всё, поглощая и Гэбриэла, и другую меня, и комнату, и детей.

Когда он рассеивается, я уже в Грейфилде.

Нашу гостиную я узнаю безошибочно. Бланш — располневшая, но ничуть не подурневшая — разливает чай; юбка её платья столь пышна, что не остаётся сомнений — под ней кринолин. Джон, отрастивший внушительные бакенбарды и животик, выпирающий из-под жилета, любовно наблюдает за действиями супруги. Ни матери, ни отца не видно. То ли их прячет всё тот же туман, вновь покрывающий большую часть комнаты, то ли произошло то, о чём мне не хочется думать.

Другая-я сижу в углу. Читаю что-то двум девочкам-близняшкам, пухлым и белокурым, в которых легко угадываются мои будущие племянницы. Они сидят прямо на полу у моих ног, жадно вслушиваясь в какую-то историю. Мои волосы собраны в пучок, чёрное платье столь строгое, что такое скорее бы пристало носить гувернантке. Девочкам не больше шести-семи, и по Бланш я с уверенностью могу сказать, что со дня её свадьбы прошло не так много времени… но я — бледная, измождённая, с тусклым взглядом и морщинами, тонкими страдальческими ниточками испещрившими лицо, — кажусь куда старше, чем в предыдущем видении, и даже более худой, чем сейчас.