— Не знаю, сэр. С шести пятнадцати утра мы ведем бой. От пятисот человек осталось восемьдесят.
— Понимаю, — кивнул Коррадо, а про себя подумал: «Куда же мог подеваться наш драгоценный Джек Холланд? Неужели погиб? Это было бы очень досадно».
— Ладно, сержант, найдите мне пять человек добровольцев, и я отобью эту каланчу.
— Раз так, сэр, трое у вас уже есть.
— А еще двое?
— Увы, все силы брошены на удержание арсенала.
Если эти фанатики дорвутся до оружия, они уничтожат всех.
94
Холодный рассвет застал Инессу Брун за обходом постов — своих и Юргена, который после вечерних возлияний дрых без задних ног.
Занемевшие в утренней сырости часовые выглядывали из своих секретов и смотрели на Инессу с некоторым удивлением. Они все еще пребывали в режиме полубодрствования.
Это состояние знакомо каждому, кто хоть раз нес караульную службу. Долгая борьба со сном изматывает организм и приводит к некоему раздвоению, когда часть сознания спит, а другая продолжает бодрствовать.
Понимая состояние людей в эти последние и самые трудные полчаса перед сменой, Инесса старалась их взбодрить.
— Привет, Болдерик.
— Доброе утро, мэм.
— Как тут?
— Все тихо, мэм. В такую рань спят даже птицы.
Болдерик охранял тропу, проложенную среди осыпавшихся развалин. По ней можно было выйти в город и так же легко пробраться в расположение базы. На ночь тропу минировали «растяжками» и для надежности выставляли пост.
— Кто на мельнице?
— Кто-то из людей Юргена, мэм. Кажется, его зовут Элиас.
Мельницей обитатели базы называли трехэтажный корпус дробильного завода. Он меньше других зданий пострадал от артиллерийского обстрела, и на площадке его последнего этажа был установлен наблюдательный пункт с пулеметной точкой.
Через десять минут Инесса оказалась на мельнице и была довольна тем, что не нашла часового. Он появился сзади совершенно неожиданно, и первое, что услышала Инесса, был щелчок предохранителя.
— Доброе утро, мэм. Я думал, это кто-то посторонний.
— Ты хороший часовой, Элиас, — похвалила Инесса.
— Служба есть служба.
— А где пулемет?
— А прямо перед вами. — Элиас шагнул вперед и откинул в сторону грязный запыленный матрас, на который командир Брун даже не обратила внимания.
— Здорово придумано, — кивнула она и, подойдя к пулемету, выглянула через бойницу. Позиция была хорошей и обеспечивала прикрытие всех подходов к базе.
— С чего вдруг проверка, мэм? — спросил Элиас.
— Да ни с чего. Я же здесь первый раз. Вот и решила присмотреться. Кстати, вон там, где сохранился остаток стены, можно посадить снайпера, и он легко снимет нашего пулеметчика.
— Я это предусмотрел, мэм, — улыбнулся Элиас. — Я заминировал этот обломок. Если вы присмотритесь, то увидите, что в кирпичной кладке есть два белых кирпича.
— Да, я их вижу.
— Так вот, стоит только щелкнуть по ним пулей, и вся стенка завалится прямо на тех, кто будет за ней прятаться.
— Здорово! — восхитилась Инесса. — Кем вы были до войны?
Чувство уважения к этому опытному солдату заставило обращаться к нему на «вы».
— Вы не поверите. Учителем литературы.
— Вот так превращение! — удивилась Инесса. — Честно говоря, Элиас, среди моих солдат учителей нет. Слишком уж не учительское это дело — воина.
— Но и вам это не совсем по профилю, — улыбнулся Элиас. — Я помню, какая вы были на экране…
— Вы меня видели раньше?
— Да вас весь Рабан видел.
— А сейчас меня совсем не узнают, — вздохнула Инесса.
— Это неудивительно. Сейчас вы суровый боевой командир, а раньше были эдакой секс-бомбочкой.
— Секс-бомбочкой? — удивилась Инесса.
— А что в этом плохого?
— Но мои стилисты уверяли, что у меня образ романтической девушки.
В этот момент снизу послышался шорох, потом шаги.
— Смена идет, — пояснил Элиас. — Я их ни с кем не спутаю.
Двое солдат вышли на полуразрушенный этаж, и один из них громко объявил:
— Элиас, выдергивай свою задницу, смена пришла. Ой, мэм, извините, я не знал, что вы здесь.
— Ничего страшного, ребята. Пойдемте, Элиас.
Инесса и бывший учитель литературы ушли с площадки, а оставшиеся солдаты принялись обсуждать командира Брун.
— Ты слышал, Флярковски, как она это сказала? — Оле Мюрат вытянул губы трубочкой и, двигая бедрами, произнес: — «Пойдемте, Элиас…»
— А ты бы хотел, чтобы она сказала «Пойдемте, Оле»?
— Думал с тобой поболтать, но раз ты на меня наезжаешь, я ухожу. Так что можешь спать
В этот момент откуда-то издалека донесся грохот взрыва
— Вот тебе и поспали, — с досадой сказал Флярковски. А все ты: можешь спать, можешь спать. Накаркал.
— Погоди, может, это случайный взрыв. — Мюрат подошел к окну и посмотрел на город. — Может, газ рванул или еще чего.
Однако вслед за первым последовала череда новых взрывов, а затем стали слышны автоматные очереди
95
По мере того как Джек удалялся от места боя, взрывы становились все глуше, а автоматная стрельба все больше походила на стрекот безобидных трещоток.
Впереди Джека шагал камрад Харрис, а позади — строго следящие за пленником пятеро повстанцев.
Куда его вели, Джек не знал. Длинноволосый сказал что-то о представлении камраду Дункану, но больше об этом не упоминалось, и Джек опасался, что его ведут на расстрел.
Путь в неизвестность проходил через захваченные повстанцами кварталы, где уже вовсю шло наведение нового порядка. Тот тут, то там были слышны крики терзаемых граждан, повсюду валялись трупы, а посреди всего этого ужаса деловито сновали люди, стаскивавшие в кучи отобранное у населения продовольствие и ценные веши
Завидев Харриса, повстанцы салютовали ему сжатыми кулаками и выкрикивали приветствие, а затем возвращались к прерванному занятию.
На одной из улиц к Харрису подтащили пленного милиционера. Бедняга оказался сильно избит, и было заметно, что истязание прервали только из-за появления камрада Харриса.
— Камрад Харрис, что с ним делать?! — завопили повстанцы, многие из которых были забрызганы чужой кровью.
Длинноволосый резко остановился, подошел к пленному и внимательно осмотрел его мундир