– Хуше, соффсем хуше, – шипел епископ, – в Суздале шернь сошгла храм боший! – он что-то быстро сказал по-гречески своему прислужнику, и два чернеца бережно ввели завернутого в плащ человека с синяками и подпалинами на челе. Чернецы распахнули плащ на несчастном, открыв изодранную рясу с прожженными насквозь дырами во многих местах. Руки и чресла пастыря тоже были изодраны в кровь, даже креста на нем не было.
– Вот, княше, отец Ананий, едфа шиф остался… а другой, отец Арсений, погибоше!
– Я чрез окно малое сумеша вылезти, коли храм заполыхаша жарким полымям, – всхлипнул священник, – а Арсений не сумеша, дороден бысть, – горестно опустил очи долу несчастный.
– Ну, не велика беда, – махнул рукой князь. – Народец от голода чудит и ярится, а церквушку мы новую поставим, еще краше прежней.
– Ох, пресветлый княше, фласть твоя на церкфи, яко на столпах протчшных зишдится. Не церкофь сошгли, а один из тех столпов! Ибо токмо церкофь и пастыри ея народец учат, яко князь богом над ны постафлен, – он указал рукой на несчастного Анания. – Народишко же, волхвами подстрекаемый, уже фоорушается и дворы богатых купцофф да горошан знатных потрошит, припасы забирает и промеш голодающе делит, – шипел епископ с такой внутренней силой, что и в теплом халате князя пробил озноб.
«Умеет, чертов змей, красно сказать, – мелькнула мысль. – А волхвы в самом деле знают, как народ смутить. Коль так дальше пойдет, то они и Вече скоро объявят, – подумал про себя Ярослав, – надобно поскорее вольность сию пресечь».
Слух о том, что в Суздаль прибыли волхвы, мигом облетела град, и он загудел, зашевелился.
– Волхвы, они ведь насквозь зрят, и от взгляда их ничего сокрыться не может, – взволновано шептались горожане, передавая новость из уст в уста.
– Эти найдут, от волхва ничего не утаишь, ни мысли, ни зерна, – соглашались собеседники, постепенно переставая шептаться и переходя на разговор в полный голос. В изнуренных голодом людях затеплилась, все более разгораясь, надежда, а самые решительные, вооружившись, присоединялись к тем, что уже собрались вокруг кудесников.
– Коль народ сам черных жрецов византийских бить принялся, – молвил один из волхвов, – то мы тому поспособствовать обязаны и возвращать людей к богам славянским исконным.
– Эге, брат, – возразил старый кудесник, – а на защиту их дружина княжеская поспешит, так что нам, с той дружиной воевать, снова кровь людскую лить?
– Значит, надо князя самого просветить, что все беды наши от веры чужой, оттого, что не земле-Матушке да небу-Сварогу родному, а богу чужеродному русы почести ныне воздают.
– Дружину свою создавать надобно, – предложил кто-то, – чтобы супротив княжеских наймитов постоять могла, с окрестных земель русских люди подтянутся.
– Нет, – возразил старый волхв, – крови и без того течет по земле нашей довольно. Давайте в граде наведем порядок, как исстари делалось в годы лихие. Поделим припасы меж всеми нуждающимися, за порядком в граде и за его пределами ополченцев из люда суздальского следить поставим, чтоб лад был, тогда и князь, на тот порядок глядя, с нами беседу поведет.
Собрали волхвы народ на площади торговой и предложили избрать старших на каждом городском конце, а в подчинение дать им крепких горожан, чтоб порядок держали, лихих людей ловили, и припасы по совести делили промеж страждущих. Гудел град, будто улей встревоженный. Волокли ополченцы на суд народный татей, коих схватили за грабежом подлым, а также черноризцев и людей княжьих, припасы укрывающих. Тут же волхвы вместе с народом суд вершили, споры решали, обозы снаряжали в Булгарию Волжскую за съестными припасами. Бурлил Суздаль, клокотал, мальчишки воробьями шустро кругом поспевали, про все ведали, во всяком деле участвовать норовили.
Князь Ярослав во главе своей дружины спешил к мятежному граду Суздалю.
Впереди показался обоз из десятка телег.
– Кто такие, куда путь держите? – строго окликнул обозников сотник передового княжеского отряда.
– Суздальцы мы, – ответил крепкий старик в небогатой одежде, – домой возвращаемся.
– Волхвы среди вас есть? – снова спросил сотник, подозрительно глядя на старика.
– Нет, – коротко ответил старый обозник, сдвигая на глаза шапку.
– Обыскать! – приказал сотник и двинулся далее.
Узнав о приближении княжеской дружины, волхвы велели отпору ей не чинить. Ведь не супротив князя поднялся люд, а против чужестранных жрецов-черноризцев, против людей вороватых да купцов, что от жадности своей не желали поделиться с умирающими от голода. Надеялись люди, что поймет их князь и поступит по справедливости.
Но княжьи дружинники, войдя в град, никого не стали выслушивать, а сразу принялись карать и вязать волхвов и всех, кто был с ними. То тут, то там вспыхивали схватки. А вокруг града рыскали разъезды, перенимая тех, кто намеревался ускользнуть.
Железной рукой наводил князь прежний порядок в граде.
На Светозара с сыном и старого седобородого волхва набросились прямо на улице. Четверо вооруженных мужиков, что находились подле, бросились в сечу с дружинниками, крича волхвам:
– Уходите, скорее, дворами!
– Беги, Мечислав, – крикнул Светозар, выхватывая топор из-за пояса. Но сын только мотнул головой и стал рядом с отцом…
Они стояли на грязном, истоптанном конскими копытами дворе со скрученными за спиной руками, избитые, в изодранной одежде – семь волхвов из тех, кто не успел уйти, а на крыльце, укрытом брошенной на него шубой и превращенном в походный трон, сидел строгий Ярослав.
– Что, мерзкие слуги диавола, вздумали народ супротив князя мутить? Отвечайте! – обратился Ярослав к пленникам.
– Мы пришли народ суздальский от смерти голодной спасти, – степенно ответил старый волхв. – И наказать людей, что твоим княжеским именем прикрываясь, неподобство творят. А теперь глядим, что не зря надеялись они на поддержку твою. Ты железом и кровью защищаешь купцов да бояр-лихоимцев, а сие не по Прави!
– Ах вы, чародеи поганые, будете дерзить, так умрете смертью страшною и медленной! – вскричал было князь, но совладал с собой и заговорил уже спокойным голосом. – Не только карать, но и миловать может князь, знайте то, неразумные. – Сын Владимира умолк, а потом продолжил. – Кто из вас раскается, поцелует крест святой, проклянет Перуна и других богов языческих, тот отпущен будет еси.
Наступила напряженная тишина.
– Волхвы мы, княже, верой отцов не торгуем! – изрек за всех Светозар.
Ярослав ни единым движением не выдал охватившего его от этих слов гнева, лишь скулы сжались до белых пятен, да глаза пристальнее окинули стоящих пред ним чародеев. На тех, кто твердо встречал княжеский взгляд, он не задерживался, остановившись лишь на двух молодых, кои были потворами, помощниками волхвов.
Ярослав плеткой указал начальнику стражи на этих двух. Их тут же отвели в сторону от остальных, приставив дюжего дружинника.